Книга Корова царя небесного - Иоанна Хмелевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя уже стемнело и мужчина в темноте был плохо виден, а свет из распахнутой двери освещал его только сзади, Элюня заметила, как он весь расцвёл. Неизвестно почему опасность, грозящая соседской машине, преисполнила его живой радостью. Он охотно согласился выполнить просьбу неизвестной пани Бурской.
— Конечно, конечно, непременно пригляжу! Можете не беспокоиться. Поезжайте, конечно же, поезжайте, зачем вам тут стоять? А я пригляжу, непременно пригляжу. Проше бардзо, проше бардзо!
— Благодарю вас, я скоро вернусь…
На Мальчевского Элюня и в самом деле добралась за минуту. Ей даже не пришлось заходить в отделение полиции, потому что патрульные машины стояли перед ним на улице. Девушка обратилась к водителю первой с краю. За минуту, что ехала сюда, она придумала фразу, которую произнесёт, чтобы было и кратко, и понятно. Её сообщение прозвучало по-деловому чётко. Сержант полиции выслушал и потребовал паспорт. Записал паспортные данные Элюни и попросил показать, где именно стоит машина, хотя наверняка прекрасно знал улицу Пилкарскую. А Элюня и не возражала, даже если бы её не попросили, она все равно не отстала бы от полиции, пока собственными глазами не убедилась, что её сменили на посту. И пока не вернули паспорт, у неё не было ни малейшего желания ещё и этого лишиться.
Мерседес по-прежнему стоял перед виллой Ремяшко. Патрульная машина и Элюнина тойота остановились рядом. Сержант попросил Элюню:
— А теперь, будьте любезны, ещё раз повторите все, мне надо составить рапорт. Да, разумеется, располагая документами на машину, воры могли соблазниться возможностью её похитить. Благодаря вашему сообщению мы, не исключено, и сумеем поймать вора, укравшего документы. Итак, слушаю.
Преисполненная надежды наконец избавиться от неприятной, а главное, чрезвычайно промозглой обязанности, Элюня теперь уже не столь кратко, но столь же чётко и понятно рассказала о происшествии, не скрывая при этом своего негативного отношения к пану Ремяшко. На материальную выгоду от трехчасовой охраны его машины она уже потеряла надежду.
— Что же, черт возьми, эти люди себе думают? — тоже возмутился полицейский сержант. — Больше трех часов прошло, а они и не думают возвращаться!
— Я думаю — он думает, что она вернулась, — высказала предположение Элюня. — А она думает — он вернулся.
— Вот именно! Он проворачивает свои делишки, она же небось застряла у приятельницы, а мы с вами должны сторожить их имущество. А в доме никого нет?
— Думаю, никого, все время темно.
— Однако пятьсот злотых он обязан пани заплатить, раз обещал. Холодно, черт побери! Зазябли?
— Страшно! Потом, правда, включила двигатель, согрелась. Моя тойота хорошо греет. Так вы, пан сержант, полагаете, что деньги он должен мне заплатить? Тогда завтра я ему позвоню и напомню. Если, разумеется, и у вас не лопнет терпение и мерседес таки украдут. Боюсь, тогда он меня в этом обвинит. Он такой…
— Ни в коем случае! А рапорт зачем? Тогда уж мы с ним побеседуем. Вот, возьмите свой паспорт.
— И я могу ехать домой? — обрадовалась Элюня.
— Можете, конечно.
Элюня уже подъезжала к дому, когда вдруг одолели сомнения. Да нет, невозможно, чтобы патрульная машина, наверняка обременённая многочисленными обязанностями, торчала на Пилкарской, сторожа одну машину, когда вон сколько по Варшаве их крадут за один вечер. Патрульную машину могут вызвать на происшествие, воры воспользуются и уведут мерседес, а пан Ремяшко засудит её, Элюню. Господи, и зачем она вообще ввязалась в это дело? Ну конечно же, из-за своей глупой привычки в моменты волнения торчать столбом, вот пани Ремяшко и обратилась к ней с просьбой. А нужно было ответить — пусть сама звонит мужу, пусть сами договариваются. Ну да что теперь, задним умом все умные, а тогда не сообразила, согласилась помочь, идиотка несчастная! Но раз согласилась, теперь уж должна обещание сдержать.
И, развернувшись у своего дома, Элюня погнала опять на Пилкарскую.
У цели снизила скорость, ибо в голову пришла очередная проблема: что она скажет полиции, если та все ещё там? Оказалось, полиции уже нет, а мерседес все стоит. Тут из соседней виллы вышли двое мужчин и быстрым шагом направились к Викторской. Наверняка у соседа, так охотно согласившегося посторожить машину Ремяшко, были гости, они ещё что-то такое говорили о головке и коленках. Может, полиция тоже попросила соседа присмотреть за мерседесом, потому сама и уехала?
И в этот момент Элюня увидела знакомую патрульную машину, которая потихоньку сворачивала на Пилкарскую. Полиция остановилась около особняка Ремяшко. И тут из соседнего дома вышел ещё какой-то мужчина. Похоже, там или был приём, или в бридж играли. Увидев полицию, он вроде бы замер, а потом прикурил сигарету и, резко повернувшись, двинулся в другую сторону — к улице Рацлавицкой. Ему пришлось пройти мимо Элюни, немного оцепеневшей.
Когда Элюня обрела способность двигаться, полиция ещё стояла на том же месте, а к вилле подъехал лимузин, способный возбудить зависть в сердцах всей польской молодёжи мужского пола. И не только польской, но и сопредельных стран. Из лимузина вышел форменный громила, громадный, с могучими бицепсами и подошёл к мерседесу.
Инстинкт, душа и даже разум подсказали Элюне — это сам пан Юзеф Ремяшко. Девушка припустила к нему рысцой, а с другой стороны к владельцу мерседеса направились полицейский сержант и водитель патрульной машины, так что у особняка образовалась небольшая толпа.
Поскольку Элюня к толпе присоединилась последней, первых слов беседы с паном Ремяшко она не расслышала. До неё лишь донеслось басовитое:
— …ладно, а где же эта… как её там?
— Здесь, — ответила Элюня, не дожидаясь, пока пан Ремяшко вспомнит её фамилию. — И хотела бы знать, где же ваша супруга, которая давно должна была приехать. Я тут так промёрзла, что наверняка заболею.
— Это вы? — недоверчиво пробасил хозяин виллы. — Ведь вы же собирались на своей машине приехать.
Элюня неожиданно рассердилась.
— Ну чего придираетесь? А если бы я на лошади приехала, тогда что? Вам-то какая разница? Не все ли равно?
— Не все равно, — возразил пан Ремяшко, — почём нынче овёс, не знаю. Ага, вон ваша тачка, порядок. Нет, панове, никаких свидетельских показаний, понятия не имею, что отмочила моя благоверная, завтра, с самого утра, как штык будет в отделении, там и запишете, что надо. А если что, то вот эта пани присутствовала, а я — ни сном ни духом. Это должна быть Элеонора Бурская, проверьте её документы. А за работу нужно платить, вот…
Пан Ремяшко выгреб из кармана кучу денег, отсчитал пять сотен и вручил Элюне, которая без возражения их приняла. После чего хозяин виллы отправил девушку домой:
— А теперь, паненка, мотай отсюда прямиком до хаты, прими аспирин и стаканчик, за больницу я платить не намерен. Ну, одна нога здесь…
От возмущения Элюня чуть было опять не оцепенела. Молча добралась до машины, и горькая обида сама собой отбросила её задним ходом до Рацлавицкой. От обиды же насмерть забыла о своём намерении как-то объяснить полиции вторичное появление у дома Ремяшко, чтобы о ней плохо не подумали.