Книга Американская ржавчина - Филипп Майер

Поле не обрабатывали давным-давно, все заросло высокой травой и золотарником. Скоро надо косить. Вот завтра и займется, а то некошеное поле долго полем не останется. И вообще хорош уже быть бакланом, который все откладывает на завтра. Пришла пора взрослеть. По сути, он до сих пор маменькин сынок. Приходится признать. В чем-то он хорош, да, но далеко не во всем. Поу окинул взглядом пространство, расстилавшееся во все стороны насколько хватало глаз, цепи холмов и низин, глубокие морщины земли, будто Творец собрал ее в горсть и сжал. Так забавляешься с кожей на собачьей морде, сгребая в складки. А он ведь так и не собрался завести другую собаку. Все еще тосковал по Медведю. Но Медведь умер два года назад. Тоскуешь или просто лень возиться? Поу вернулся к созерцанию окрестностей. Бог тут, конечно, ни при чем. Айзек наверняка знает, почему наша округа так устроена. Какие-нибудь подземные плиты, все такое.

Поле постепенно понижалось к реке, а потом опять поднималось вверх, сотня оттенков зеленого, нежнейшая молодая травка, молодые почки на дубах, темные тени сосновых иголок, ели. Весна – блин, даже животные любят весну. Вот называешь это все зеленым, но это ведь неправильно, должны быть разные слова, сотни разных слов, чтобы описать такую красоту. Когда-нибудь он обязательно придумает нужные, свои собственные. Воздух прохладный, а небо ослепительно голубое. Чертовски славный день. Должно быть, давным-давно, когда здесь жили индейцы, было так же прекрасно и зелено. Он не понимал, почему люди хотят уехать отсюда. Восхитительное место, без преувеличений. Все из-за работы. Но ситуация меняется. Долина возрождается. Хотя никогда не станет прежней, и в этом проблема, конечно. Людям трудно привыкнуть – прежде богатый край, ну пускай не богатый, но вполне успешный, сталелитейщики зарабатывали тридцать долларов в час, это были огромные деньги. Никогда уже не будет по-старому. Пошло прахом давным-давно. Никто сейчас не станет упираться за гроши. Он был еще маленьким, не понимал, что мир рушится. Видел только хорошее. Мне повезло, решил он, замечать только светлые стороны. Мы первое поколение, которое выросло в новой реальности. Да, именно так, новое поколение. Но в некотором смысле жизнь берет свое. Отсюда, прямо с того места, где он сидит, видны поросшие лесом участки, которые в его детстве были возделанными полями. Дуб, вишня, береза – земля возвращается в свое естественное состояние.

Поу рассматривал свои охотничьи угодья: полоска леса по краю их участка, почти аллея, вдоль поля вниз к ручью. Здесь вообще повсюду ручьи, такая земля. Она полна жизни, эта земля, но люди проходят мимо, не замечая, как и он раньше не замечал. Олени должны появиться вон там, в просвете деревьев у ручья. Он выберет самого маленького. Поу расслабился, в голове стало пусто.

Время шло, а он просто смотрел, как в трансе, тело оцепенело, он его почти не чувствовал, не шевельнулся и не вздрогнул ни разу, только глаза двигались. Это особое умение – разделить тело и сознание. Очень естественно, как часть природы, учил его отец, наблюдай за животными, долго ведь не просидишь неподвижно, а и не надо, надо просто слиться с окружающим, раствориться в нем. Пускай все естество твое уснет, кроме глаз. Но люди утратили это умение. Им больше не нужно становиться частью мира. Они проносятся сквозь него. Что-то в этом неправильно, думал Поу. Вот сам он ни за что не станет жрать гамбургеры из “Макдоналдса”, ему в них чудится химический привкус, и желудок у него слабый. Зато запросто может умять шмат оленины, или целого кролика, или куропатку, или еще кого-то, живущего в лесу, главное знать, откуда взялась твоя еда. Любое дикое мясо, короче, идет тебе на пользу. Но, блядь, “Макдоналдс”. Вообще не о чем говорить. Не самая жуткая дрянь, кстати. “Бургер Кинг”, “Венди” – такое же дерьмо. У него от их жратвы сразу понос. Вернее всего, от химии. Он бросил взгляд на часы, только минута прошла. Вот она, награда за мысли. Время останавливается, когда начинаешь думать. Он опять сосредоточился. Представил оленя. Дремлющего в безопасности под деревьями, где слышен любой шорох. Но скоро проголодаешься или захочется глотнуть воды из прохладного ручейка и придется пересечь крошечный открытый участок. Поу потянул носом, осторожно повернул голову и вновь принюхался. Ветер не изменился, по-прежнему дует в его направлении, от деревьев. Олени его не почуют.

Подождем, пока они пойдут на водопой, к свежему холодному источнику. А с Ли все будет хорошо. Пускай она замужем, но все равно любит меня. Сегодня вечером увидимся, интересно? Их разрыв не должен быть такой уж трагедией. Они любили друг друга, но звезды этому не благоприятствовали, скажем так. Она поступила правильно. Потом подумал об Айзеке и о мертвеце на старом заводе. Поу вздрогнул, плохая мысль, он ее отбросил. Харрис все уладит. Да, он облажался по-крупному, но Харрис разрулит.

Он услышал, как к дому подъехала еще одна машина. Кто-нибудь из материных ухажеров. Может, пойти проверить? И напрасно потерять два часа сидения в засаде и единения с лесом. Белки и птицы снуют по веткам, будто тебя и вовсе на свете нет. Маленькая Миссис Белохвостая олениха уступит первой. А он сидит тут, как старый индеец, ждет. Олени залегли, поди, ярдах в ста отсюда.

Минут через двадцать вверху на поле что-то зашевелилось. Поу медленно повернулся в ту сторону, но ружья не поднял. Потом увидел, что это не олень. Человек – Харрис – возник на верхушке холма рядом с трейлером. Поу видел, как солнечный зайчик блеснул на его лысине. Харрис внимательно осматривал поле. Черт, он заметет меня за браконьерство. Вчера зацапал, и вот опять сегодня. Подмышки внезапно взмокли, он видел, как Харрис сканирует пространство, и почти слышал, как работают его мозги. Харрис увидел цепочку деревьев, густые заросли, кучу хвороста, откуда отлично просматривается местность. Лучшее место для засады, и Харрис двинулся вниз, прямиком к нему. Поу знал, что в кустах его не заметить, да и солнце светит в лицо Харрису, но тем не менее он решительно шел прямо к Поу. Нет, дело не в браконьерстве. Он бы не поперся в такую даль за простым браконьером. И вообще не мог про это знать. Айзек был прав: Харрис ждал благоприятного момента, а он-то, идиот, спокойно завалился спать, ничего толком не придумал. Харрис все понял, ему лапши на уши не навешаешь. Ли ни за что не станет с ним даже разговаривать, он ведь втравил ее брата в такое дерьмо, вот уж кому не нужны проблемы, так это Айзеку Инглишу, он, бедолага, пытался с собой покончить, как его мать. Поу чувствовал тяжесть ружья. До Харриса двести ярдов, может, сто восемьдесят, он больше ни о чем думать не мог, поправка шесть дюймов. Другого шанса не будет. Ты или кто-то другой. Харрис, он же просто чертова машина, всем известно. Он все смотрел и смотрел на Харриса и все время только об этом и думал. Странное ощущение в животе, страх, скоро пройдет. Когда он наконец прицелился, Харрис был уже шагах в семидесяти. Боже. Черт, ты чертов лунатик, полный придурочный псих, который собирается застрелить полицейского, который знает тебя с самого детства. Как будто это решит твои проблемы.

Поу сунул ружье под кучу хвороста и чуть отполз, чтобы, когда Харрис застукает его, он был подальше от оружия.

Харрис ждал, пока Поу поднимется.

– Билли, – позвал Харрис.

– Здрасьте, шериф Харрис.