Книга Ловушка для орла - Симона Вилар

– О Боже Всемилостивейший! Мойра, дитя мое… Ты ли это, во имя самого Неба?

Мойра поспешила преклонить перед ним колени, чувствуя на себе множество удивленных взглядов.

– Aproba mei, Pater![20] – негромко произнесла она на латыни. – Nobi enuotiare mei![21]

Отец Годвин только стоял и смотрел на нее, не зная, что и сказать.

И тут же рядом оказался Иан Райвак:

– Вы знаете эту женщину, святой отец?

Возникла напряженная пауза, все молчали, и стало слышно, как пронзительно кричат чайки над морем.

Отец Годвин выглядел растерянным.

– Да, я знал это дитя ранее, когда еще служил священником на Оркнейских островах. Но я не видел ее с тех самых пор, как…

– С тех пор, как несколько лет назад я покинула остров Хой, – поспешила подсказать Мойра. – Я уехала в Шотландию, но теперь судьба привела меня в эти края, причем не одну, а с моим супругом Хатом Маклейном, – торопливо говорила она, умоляюще глядя на своего учителя.

Настоятель Годвин быстро заморгал. Он понимал, что его воспитанницу что-то волнует, но успокоил ее мягкой улыбкой.

– Я рад, что твоя участь сложилась лучше, чем я предполагал, Мойра с Хоя.

После этого он повернулся к ее спутникам, пригласив проследовать в ворота обители.

Лишь много позже, когда закончилась служба и леди Фиона с сопровождающими отправились отдыхать в отдельные покои, Мойра смогла переговорить с отцом Годвином. Настоятель пригласил ее на обращенную к морю галерею, где их не могли потревожить. Мойра сразу сказала:

– Вы погубите меня и моего супруга, если поведаете Маккеям, что некогда я была женщиной Гектора Роя.

Отец Годвин сдержанно произнес:

– Я не буду лгать, если кто-то из властвующих тут Маккеев начнет расспрашивать о тебе. Но я не хочу порочить тебя в их глазах, поведав, с какой охотой ты некогда согласилась стать наложницей старого Маккензи. Надеюсь, мое нынешнее положение позволит мне избежать подобных вопросов или ограничиться молчанием. Я многим обязан Маккеям, я живу под их покровительством с тех пор, как три года назад было принято решение назначить меня настоятелем в эту обитель, дабы возвысить за долгую службу на Оркнейских островах. И если они не упомянут того, кто купил тебя на Хое, я не стану говорить им о твоем прошлом.

Мойра испустила вздох облегчения. Они стояли рядом, глядя на раскинувшееся впереди серое море. Был нежаркий летний день, солнечные лучи, как это часто бывает на севере, рассеивались, и в воздухе стояла легкая серебристая дымка. Благодаря этому полупрозрачному свечению все вокруг приобретало особую мягкость, резкое противостояние света и теней стиралось, придавая дневному освещению скромное очарование вечерних сумерек.

– Здесь все, как на нашем Хое, – спустя немного времени произнесла Мойра. – Тот же свет, запах океана, крики морских птиц. Все эти годы я не получала вестей с Хоя, но знаю, что Маккензи не оставлял мою родню без помощи. И в то же время я ничего не знаю о них. Гектор Рой не любил вспоминать, откуда привез меня, считая, что для его чести будет позорным, если узнают, в каком отдаленном уголке христианского мира он приобрел себе любовницу. Поэтому и со мной он не говорил о моей родне.

И Мойра почти умоляюще взглянула на своего былого наставника, словно прося поведать о тех, о ком ничего не знала столько лет.

Лицо отца Годвина было печально.

Оказалось, что пару лет назад ее мать умерла, не оправившись после очередных родов. Потом и отчим Мойры попал со старшими сыновьями в шторм и не вернулся. А ведь у них была хорошая лодка, приобретенная стараниями присланных от Маккензи даров. В последнее время получаемый доход перечислялся на слабоумную сестренку Мойры, которую удалось пристроить в монастырском приюте на соседнем острове. Кроме того, немало перепадает брату Мойры Манго. Парень даже смог посвататься к дочери местного юдаллера. Правда, он не любит говорить, что своим благосостоянием обязан сестре, которую все еще считает шлюхой. Ну а родившиеся после отъезда Мойры дети Норы… они умерли, закончил Годвин с грустью в голосе.

Мойра заплакала. Ее прошлое исчезло, как и уплывшие за горизонт облака.

– У меня теперь совсем иная жизнь, отче, – произнесла она через время, вытирая глаза кончиком пледа. – Но мне жаль мою мать, так и не познавшую счастья и искренне уповавшую на то, что, продав меня Маккензи, она делает для дочери благо.

– Но это все уже в прошлом, дитя мое. Я молился о тебе и теперь вижу, что мои молитвы были услышаны и ты избежала позорной участи наложницы. Однако позволь узнать, освящен ли Церковью твой брак с человеком, которого ты нынче называешь супругом?

Ах, неужели это все, что его интересует? Молодую женщину вопрос священника почему-то расстроил. И Мойра ответила несколько резче, чем хотела: мол, она живет с любящим мужчиной, носит под сердцем его дитя и уверена, что человек, которому она доверилась, обязательно обвенчается с ней, когда она его об этом попросит.

Годвин какое-то время смотрел на нее, а потом сказал:

– Знаешь, Мойра, я долго тосковал по тебе, когда ты уехала. Ты была мне как родное дитя… И я никогда не сделаю тебе зла, что бы ты ни думала обо мне и моих воззрениях. Ты можешь рассчитывать на меня, о чем бы ни попросила, – клянусь в том своей христианской верой и спасением души! – почти торжественно добавил он. Но потом как-то смущенно улыбнулся. – Но, увы, через три дня я отбываю с группой юных послушников в Сент-Эндюсское епископство. Так что меня не будет рядом. Но и волноваться, что я открою твое прошлое Маккеям, тебе тоже не придется.

То, что отец Годвин остался ее другом, Мойра поняла, когда заметила, как долго тем вечером Иан Райвак беседовал с настоятелем. А когда на следующее утро они отбывали, Годвин успел сказать своей бывшей воспитаннице:

– Machinatur astutiam aliguam[22]. И я тревожусь за тебя, дитя мое. Поэтому не забудь, что я говорил ранее: я твой друг и, пока я тут, всегда помогу. Можешь на меня рассчитывать.

Мойра несколько рассеянно поблагодарила отца Годвина. Он предлагал свою помощь, но что он мог? Конечно, аббат – влиятельная фигура в этом краю, однако во многом зависящая от своих покровителей Маккеев. Да и отбывает он скоро. А еще Мойре не нравилась перемена в поведении Райвака. Он то и дело улыбался чему-то, а когда смотрел на молодую женщину, в глазах его появлялся торжествующий блеск.

Еще до отбытия Мойры в Балнакейское аббатство Дэвид начал вставать и даже прогуливаться по побережью вдоль серебристых вод кайла.

Приливы и отливы обычно шли с востока на запад, и там, где возвышались скалы, они промыли в известняке гроты и пещеры с образовавшимися под действием воды арками и колоннами. Об этих пещерах ходило множество легенд, поговаривали, что древние Маккеи даже жили в них до того, как возвели на мысу замок Бхайрак. И вот однажды, обследуя одну из них, Дэвид услышал, как кто-то спускается по склону к входу в пещеру – можно было различить, как сыплются камешки из-под ног идущего. Пожалуй, это мог быть Эррол – романтичный бард часто сопровождал Дэвида во время прогулок. Однако когда Дэвид вышел из грота и на него упала тень, он, вскинув голову, увидел стоявшего на выступе утеса Иана Райвака.