Книга Отара уходит на ветер. Повесть - Алексей Леснянский

— Да я не про клеймо на шерсти, дубина. Это тебе не коровы. У барсов спутниковые ошейники. Они животные настолько редкие, что у одного даже имя есть. Монгол. Путин его лично опекает.

— Не убедил, — произнёс Санька. — Подумаешь, имя. Мы коровам тоже кликухи даём. Марлоска, к примеру, Апрелька там, Пеструшка. А насчёт опеки — зря. Путину чё — опекать больше некого? Сам говоришь, два десятка барсов осталось. Отцы с детьми случаются. Так и так выродятся. Помню, мой ногу подволакивал, уже вырождается по тихой. Баранов и то через три года меняем, а тут — барс.

В это время лоси стояли на месте и с любопытством посматривали на людей, поочерёдно втыкая голову в траву. Парни осторожно направились к ним.

— И не шугаются, главно, — прокомментировал Санька. — Слышь, возможно, дед и прав насчёт Бога-то. Глянь, у самца дерево из головы растёт. С ветками, как положено. Ещё бы листья с яблоками и всё — Бог есть.

— Фома ты, — улыбнулся Вовка.

— Кто такой?

— Да так — апостол один. Пока, говорит, Христа не потрогаю — не поверю, что Он воскрес.

Санька нарвал травы, по его мнению, на вполне лосиный вкус и, попросив Вовку остаться сзади, направился к животным. Те не убегали. Через минуту сохатые уже ели из рук человека.

— Дура ты, животина тупорылая, — ласково поругивал Санька самца. — Чё ж такой доверчивый? А ну освежую тебя. Два движенья — и каюк. Вован, подь сюды! — подозвал Санька друга. — Ручные совсем!

Санька передал охапку травы подошедшему напарнику и достал из вещмешка нож.

— Ты что задумал? — спросил Вовка.

— Лосятинки захотелось.

— Сань, они же нам доверились…

— Разве лось вроде барса по редкости?

— Нет, но не в этом дело.

— Ну, раз частый зверь — можно забивать, — потёр Санька руки. — Мясо на костре сварганим. Жаль, котелка чогл[3], махан бы замутили. Махан, конечно, только из коня здраво выходит, но и лось прокатит.

— Тронешь его — убью, — пригрозил Вовка.

— В какой раз за день? — криво усмехнулся Санька, подошёл к морде лося и острием ножа уколол животное в нос.

Сохатый шарахнулся от людей и, лягнув воздух задними копытами, дал дёру. Вслед за ним ударилась в бега и его подруга. Вовка поставил Саньке подсечку и навалился сверху. Руки городского взяли в сталинградский котёл аистовую шею деревенского и стали сжимать кольцо. Санька не сопротивлялся, лежал полешком и улыбался.

— Чему ты лыбишься, ну чему ты лыбишься?! — взревел Вовка.

— Радуюсь, — прохрипел Санька.

— Чему, ну чему ты, гад, радуешься?! — кричал Вовка.

— Лосей… спас-ли, — закатив глаза, еле прошептал Санька.

Вовка ослабил хватку и процедил:

— От кого ещё?

Санька долго откашливался и потирал шею.

— От людей всяких, — внёс он ясность, когда смог говорить. — Не все им навильник сена предложат, могут и вилы в бок… А я лосю на носу зарубил, что такое человек, — всосал?.. Если кто спросит про эту парочку, скажешь: «Видели, как тебя» и укажешь в другую сторону… А теперь слазь с меня.

— Сразу не мог сказать, живодёр чёртов? — встав с друга, попенял Вовка.

— Лень было.

— А если б я лося прогнал, чтоб ты его не того? — спросил Вовка.

— Я ж видел, как ты им залюбовался, не хотел расставаться, — ответил Санька и улыбнулся вослед улепётывавшим в сторону Саян животным.

…Последний раз сохатых видели возле Таштыпской тайги. Их уже было трое…

14

Долго ли, коротко шли пастухи, а пейзаж не менялся. Всё те же холмы и курганы. Трава, правда, улучшилась, звала парикмахера. Траектория передвижения парней менялась от направления ветерка — шли строго на него. Вдали замаячил питон степного шляха.

— Зырь! — вскинул Санька указательный палец. — Тачки. Раз, два, — четыре штуки! Колонной идут.

— И впрямь, — оторвав взгляд от ползавшей по руке божьей коровки, сказал Вовка. — И чё они тут посеяли, интересно?

— Давай проследим, — предложил Санька. — Только без палева, мало ли.

Скороходы ещё протрусили какое-то расстояние и трансформировались в пластунов. Залегли в высокой траве у дороги. Четыре чёрных джипа с бородавками мигалок протряслись мимо парней и остановились поодаль. Из машин вышли одетые в строгие костюмы мужчины и женщины. Пастухи невольно покосились на свои продранные джинсы и уханьканные, выцветшие рубашки. Подивились парни и автомобильным номерам, набрав которые можно было вызвать скорую, полицию, пожарных, службу газа. Ребята подползли к джипам на расстояние броска гранаты из лежачего положения и спрятались за холмом.

Читатель, а ведь я знаком почти со всеми белыми воротничками, опроставшими автомобили. Одно время имел пятиметровый доступ к их телам, а были месяцы, когда и до трёх метров доходило. По уму надо бы набросать портреты этих людей, написать про их морально-волевые, цвет глаз, прошлое, поступки, но я не стану. И пускай проиграет от этого повесть, пускай мне придётся перейти из ярого наступления в глухую оборону, сдать какую-нибудь Москву какому-нибудь Наполеону и что там ещё, а ничего про них не скажу. Или самым минимум отделаюсь, потому что в малышовой хакасской легенде эти люди — герои проходные, кометные, одиннадцатого плана, словом, герои — где-то за клещом идут, и даже не энцефалитным, который в момент описываемых событий как раз зарывался в затылок Володи. Обмолвлюсь только, что в будущем с каждым из этих, в целом, хороших мужчин и женщин я готов иметь дело. Но только по отдельности. В куче же — никогда… не говори никогда…

— Офигеть, — прошептал Вовка. — Губер собственной персоной.

— Иди ты, — присвистнул Санька и зашнырял глазами. — Кто из них?

— Вон тот — в синем галстуке.

— Который на братка смахивает?

— Да не, браток — это его зам Ликургов. А губер — справа.

— Чё-то дэцельный, — разочаровался Санька. — На бригадира тянет — не больше. Край — главный агроном.

— Зато вес какой, — прыснул Вовка. — И политический, и вообще.

— Вов, а чё они тачки не глушат? — спросил Санька. — Сколь бенза в трубу вылетает.

— Наверно, так по инструкции положено, — предположил Вовка.

— Бабки распылять?

— Тачки не глушить, — разжевал городской. — Губер всё-таки. А может, кондёры чтоб работали. Это тебе не Т-150 — «круизёры». Сел в машину Викентич — ему прохладно.

— Вот бы в ихней тачиле жарень переждать, — размечтался Санька.

— На десять метров не подпустят, — произнёс Вовка.

— Уже, — подмигнул деревенский.