Книга Братья Орловы - Елена Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прямым доказательством бездушного убийства, приписываемого Орлову, является лишь одно — якобы собственноручное письмо графа Алексея Екатерине, написанное из Ропши, в котором он сознается в страшном злодеянии, совершенном спьяну: «…Государыня, свершилась беда: мы были пьяны, и он тоже, он заспорил за столом с князь Федором; не успели мы рознять, а его уже не стало. Сами не помним, што делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата…»{76} Известно, что таких писем было три. Алексей подробно извещал государыню о тяжелом состоянии ее супруга, непрерывно страдавшего от «колик» так, что под конец даже почти утратил память и разум. Все они хранились в секретном архиве Екатерины, и лишь Павел, после смерти матери, прочитал их, ища доказательств убийства человека, которого он считал своим отцом. По воспоминаниям княгини Е.Р. Дашковой, он, увидев, что граф Орлов сам признался в убийстве, воскликнул: «Благодарение Богу!»: он радовался получить свидетельство невиновности матери, которую, впрочем, никогда не любил.
Первые два письма сохранились в подлинниках, но третье, самое интересное, с повинной Алексея Орлова, — только в копии, снятой Ф.В. Ростопчиным. Они были опубликованы лишь десятилетия спустя после описываемых событий, поскольку обеляли Екатерину в глазах общественности: ведь вот он, убийца законного императора, один из Орловых, самый буйный и неистовый, а великая императрица вовсе не имеет отношения к убийству супруга! Однако время шло, и сравнительно недавно была проведена экспертиза подлинности этих обличающих Алехана писем{77}. Вот что выяснилось: да, первые действительно являются подлинниками, но третье — подделка Ростопчина, свидетельствующая против Алексея Григорьевича, а значит, и против всех Орловых. Во времена Екатерины было множество людей, которым поперек горла стояло возвышение Орловых «из грязи да в князи»; среди них не последнее место занимал граф Никита Иванович Панин, вынашивавший прожекты, как бы на трон Российский посадить вместо немки Екатерины сына ее Павла, коего Панин был воспитателем…
Впрочем, с другой стороны, Екатерина была только заинтересована в компрометации Орловых. Ходили слухи, что она твердо вознамерилась выйти замуж за красавца Григория, тем более что подобный прецедент в российской истории имелся. Да и граф Григорий Григорьевич настаивал на венчании. А когда Екатерина зачем-то поехала в Воскресенский монастырь, что в Ростове, по Москве стали говорить: венчание состоялось, тайком, в Ростове, и императрица, убившая своего супруга руками брата своего возлюбленного, стала вдруг госпожой Орловой. Слухи не подтвердились; более того, вскоре был арестован человек, распускавший их, — камер-юнкер Ф. Хитрово, поддержавший Екатерину во время заговора. По словам допрошенного Хитрово, и он сам, и другие дворяне, которым небезразлична была судьба России, уговаривали императрицу не вступать в брак с Григорием Орловым, увещевая, что на русском престоле народ потерпит даже чистокровную немку, венчанную супругу Петрова внука и матерь будущего императора Павла, но никак не госпожу Орлову. А так Екатерина, которая была женщиной государственного ума и умела далеко вперед рассчитывать свои шаги, могла не опасаться более претензий на венчание с ней ни от одного из Орловых (ведь поговаривали, что она, возможно, за Алехана, а не за Григория замуж собирается): один из них был уж замаран молвой в страшном преступлении цареубийства и оправданию не подлежал — ни тогда, хотя Екатерина не предала его праведному суду, ни теперь, когда минуло почти 250 лет.
Попытки выйти к Черному морю и прочно обосноваться на Балканах предпринимались Россией уже долгое время, ведь такое положение было выгодным со всех точек зрения: давало возможность беспошлинно и беспроблемно торговать с Южной Европой, да к тому же защищало бы россиян от набегов крымских татар. Однако в XVIII в. на эти места на географической карте мира претендовала еще и Франция, потерявшая в войнах с Англией большинство своих колоний. Франция была заинтересована в том, чтобы русские не получили доступа к Леванту, ведь французские купцы сосредоточили в своих руках большую часть торговли с Турцией, Сирией, Грецией, получали от нее огромную прибыль, около 60 млн. ливров в год! В антирусскую коалицию с Францией вступили враждебные России Турция, Польша, Швеция и Австрия, в которых с 1762 г. действовали кнутом и пряником французские агенты. Граф Никита Панин писал в личном письме к Алексею Орлову: «…Франция со всеми своими бурбонскими и к ним привязанными дворами, конечно, желала бы, не отлагая до завтра, всех нас потопить в ложке воды, если бы только возможность в том была»{78}.
Первой войну развязала Турция; дело было так: в результате русско-польских баталий казаки разорили два приграничных турецких городка — Балты и Дубоссар, и турки не пожелали решить этот конфликт миром. 25 ноября 1768 г. русский посол в Стамбуле А.М. Обрезков и еще 11 человек из посольства России были вызваны к великому визирю, и тот заявил примерно следующее: «Или русские немедленно прекратят войну с поляками и прекратят вмешиваться в дела Речи Посполитой, или…» На твердое «нет» русского посла султан Мустафа III отдал приказ арестовать все русское посольство; а чтобы Россия даже не подумала, что инцидент можно разрешить мирным путем, русских поместили в страшное подземелье Семибашенного замка.
Надо сказать, что позднее французские дипломаты при дворе Мустафы III откровенно признавались: это они толкали Турцию на выгодную Франции войну против русских. Так, известно высказывание варшавского резидента французской короны Эннена о действиях его коллеги, графа де Верженна, секретного агента в Стамбуле:«…Верженн, когда ему было дано разрешение ввести турок в игру, в войну, для которой подали повод польские дела, — выполнил полученные им приказы, не компрометируя себя…»{79} Уже в апреле 1772 г., когда русские дипломаты хлопотали о замирении с Турцией, герцог д'Эгильон, министр иностранных дел Франции, очень откровенно ответил на просьбу русского посла в Париже Хотинского поспособствовать делу мира: «Как вы хотите, чтобы подали такой совет, когда ведь мы сами подтолкнули турок начать войну?»{80}
Официально война была объявлена 14 октября 1768 г., и против не готовой к войне России выступила огромная армия турок, насчитывавшая до 600 тысяч солдат. Расчет турецкого султана был прост: России нечего противопоставить турецким войскам, поэтому война закончится стремительно и с нужным Турции результатом. Однако планы блицкрига не оправдались.
Специальный Совет, созданный для разработки планов военной кампании, принял решение «подпалить Турецкую империю со всех четырех углов» (Екатерина II), то есть воевать не только с турецкими войсками на Украине и в Молдавии, но и поднять восстания в тылу врага. Эта мысль была подана Алексеем Орловым, а при поддержке его брата Григория быстро укрепилась в голове императрицы. Приоритет Алексея при разработке плана подтвержден высказываниями самой императрицы: «Графу Орлову одолжена я частию блеска моего царствования, ибо он присоветовал послать флот в Архипелаг»{81}. Инициатор операции Алексей Орлов, для которого никогда не существовало никаких препятствий и «всегдашней и разносторонней оперативностью»{82} коего Екатерина всегда восхищалась, был направлен на Балканы, еще прежде начала войны, чтобы поднять на борьбу с турками христиан — греков и славян, томившихся под гнетом оттоманцев, и руководить действиями повстанцев. Приняв вымышленное имя, граф Алексей Григорьевич, теперь — Островов, прибыл в Ливорно (Италия), якобы на минеральные воды, но наделе он использовал свой деятельный кипучий характер, стремясь, чтобы греки-христиане, подданные Блистательной Порты, выступили в войне против турков на стороне России. Из Венеции он писал брату Григорию о своих грандиозных планах: «Если уж ехать, то ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых от ига тяжкого. И скажу так, как в грамоте государь Петр I сказал: а их неверных магометан согнать в степи песчаные на прежние их жилища»{83}.