Книга Красный шторм. Октябрьская революция глазами российских историков - Егор Яковлев

Слой государственных экономистов и финансистов к тому времени формировался из людей незнатного происхождения, которые жили исключительно службой. Они обладали всем комплексом навыков для того, чтобы запустить индустриальную модернизацию. Но придворные аристократические круги либо не сочувствовали этим планам, либо претендовали на то, чтобы оказывать серьезное влияние на распределение бюджетов в свою пользу. Источники фиксируют антагонизм между новыми чиновниками и старой полуфеодальной знатью, стычки между ними происходили регулярно. Например, министра Коковцова в приемной императора мог запросто остановить какой-нибудь титулованный начальник гвардейского полка и дать ему прошение, подписанное царем, со словами: «Иди, исполняй». Широко известен случай, когда придворные службы, чувствуя охлаждение царя к премьеру Петру Аркадьевичу Столыпину, не забронировали ему место на царском пароходе для поездки в Чернигов. То, что это не было случайностью, доказывает повторное оскорбление Столыпина придворными в той же поездке: когда царский поезд прибыл в Киев, главе правительства не подали экипаж, и его помощникам пришлось нанимать извозчика.

Но финансово-промышленная группа правительства склонялась к учреждению Государственной думы в более умеренном, управляемом варианте.

Да, им нужна была управляемая Дума для ограничения аппетитов придворной камарильи. Как вспомогательный институт. Чтобы никакой начальник гвардейского полка больше не останавливал их в приемной царя, а если так и случится, ему можно было бы сказать: «Извольте сначала в Думу. Все расходы утверждаются там». И финансово-экономическая бюрократия действительно смогла ограничить аристократов. Это проявилось, в частности, в модернизации военно-морского флота. Ранее адмиральская верхушка была тесно связана с придворными кругами. Многие в этой среде уже примеривались к бюджетам, которые царь собирался выделить на строительство нового флота после поражения в Русско-японской войне. Но Столыпин и Коковцов, умело используя довольно управляемую Думу III созыва, взяли расходование средств под свой контроль, а на пост морского министра провели своего человека — дельного адмирала Григоровича. И свитский адмирал Нилов, близкий друг царя, который часто находился при Николае, уже не смог использовать личные связи, чтобы повлиять на бюджет.

Другое дело, что, решив одну проблему, Столыпин и Коковцов оказались перед лицом другой: им пришлось нейтрализовывать в Думе противодействие москвичей. Последние, кстати, энергично противились принятию военно-морской программы. Как я уже говорил, работать над ее исполнением должны были те предприятия, которые находились под контролем «петербуржцев». Грандиозные правительственные заказы шли мимо Москвы. Поэтому Первопрестольная выступила против строительства современного флота. Депутаты от партий октябристов и кадетов, связанные с московским купечеством, доказывали, что российский бюджет не выдержит нагрузки в два миллиарда золотых рублей, которые планировалось потратить на судостроение до 1930 года. Более того, звучали голоса, что России вообще не нужен большой флот, потому что она страна сухопутная. Близкий к московским деловым кругам член Государственного Совета граф Дмитрий Адамович Олсуфьев уверял коллег, что во главу угла надо ставить разницу между морской и континентальной державами, а сравнение Англии с китом и России с медведем не утратило силы. Но адмирал Григорович оказался крепким полемистом и сумел отбить все аргументы оппонентов в парламенте. В конце концов Дума утвердила бюджет на судостроение.

Таким образом, морскую сферу «петербуржцы» взяли очень изящно. Про военную, правда, этого сказать нельзя. Тут сыграл человеческий фактор. Военным министром стал генерал Сухомлинов, который одновременно перессорился и с Коковцовым, и с Думой. Это был некомандный игрок, и в его епархии все было значительно сложнее.

Но тем не менее поначалу схема финансово-промышленного блока работала. Разумеется, московское купечество тоже было заинтересовано в Думе. Но ему она требовалась не в качестве вспомогательного инструмента, как это было у Коковцова, а в качестве основного. Для этого надо было сделать так, чтобы Дума получила право назначать министров.

Судя по развитию событий, московской группе лучше удалось использовать Думу в своих интересах, чем петербургской. В годы Первой мировой войны русский парламент фактически вел гражданскую войну против правительства.

Первые две Думы были резко оппозиционны, и царь быстро распустил их. 3 июня 1907 года вышел новый избирательный закон, который значительно сузил число избирателей в пользу граждан с высоким имущественным цензом. И третья Государственная дума отработала полный срок, вполне укладываясь в схему Коковцова. Она была довольно управляема. Разрушение же этой схемы связано уже с кризисом во время Первой мировой войны.

Здесь нужно учесть очень важный нюанс. Внутри финансово-экономического блока правительства оказался весьма амбициозный человек с большими связями в московском купечестве — ближайший соратник Столыпина по аграрной реформе, главноуправляющий землеустройством и земледелием Александр Васильевич Кривошеин. Он был женат на даме, которая принадлежала к могущественной семье купцов Морозовых. Председатель Московского биржевого комитета Крестовников тоже был его родственником. Так что Александр Васильевич был вхож во все купеческие семьи.

Кривошеин явно мечтал выйти на первые роли финансово-экономической бюрократии. Еще при Столыпине он начал конфликтовать с министром финансов Коковцовым, рассчитывая потеснить его на государственном Олимпе. Наращивая влияние, Кривошеин ввел в правительство в качестве товарища министра торговли и промышленности своего хорошего знакомого Петра Барка, намереваясь сделать его новым министром финансов, благодарным лично ему. Поначалу Коковцову удалось отбиться от интриг Кривошеина, но к 1914 году позиции Александра Васильевича усилились. Именно он убедил Николая II сместить Коковцова с поста премьера в январе 1914 года. Правда, сам Кривошеин отказался возглавить правительство, отдав этот пост своему престарелому учителю Ивану Логгиновичу Горемыкину. Но в реальности именно влияние Александра Васильевича в новом кабинете было преобладающим.

Кривошеина очень волновала судьба Витте и Коковцова, которые, сами того не ожидая, были в одночасье отправлены в отставку довольно легко убеждаемым Николаем II. Кстати, сам Александр Васильевич пользовался этим качеством императора неоднократно. Ему удалось добиться отставки не только Коковцова, но и военного министра Сухомлинова, министра юстиции Щегловитова, министра внутренних дел Маклакова, обер-прокурора Синода Саблера. Но для себя Кривошеин такой судьбы не хотел. Поэтому стал исподволь создавать систему, при которой император не смог бы своим единоличным решением назначать и удалять министров. Его инструментом стал так называемый прогрессивный блок Думы. И вот здесь ему очень пригодились широкие связи в московском купечестве. Оно давно мечтало об ответственном министерстве, назначения в которое должна утверждать Дума. Очевидно, что с помощью этого инструмента можно было бы эффективно бороться против царской бюрократии, защищая свои деловые интересы.

На фоне поражений русской армии в 1915 году Кривошеин утверждал, что в столь тяжелый для Отечества час нужно прибегнуть к помощи здоровых сил общества. Настало время для расширения полномочий Думы. Думские либералы, тесно связанные с московским бизнесом, естественно, были очень довольны. Прогрессивный блок, объединивший депутатов либеральных партий, начал энергично вмешиваться в вопросы государственного управления и ведения войны, изо всех сил показывая, что его представители способны действовать эффективнее царских чиновников.