Книга Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
20 июня Лжедмитрий въехал в Москву.
Говорят, что первым делом Григорий Отрепьев изнасиловал в Кремле царевну Ксению Борисовну Годунову…
А была она, как пишет С.И. Шаховской, девушка, почти ребенок.
«Удивительного ума, редкостной красоты: щеки румяны, губы алы; очи у нее были черные, большие, лучезарные, когда в плаче слезы из очей проливала, тогда еще большим блеском они светились; брови были у нее сросшиеся, тело полное, молочной белизной облитое, ростом ни высока, ни низка; косы черные, длинные, как трубы по плечам лежали. Была она благочестива, книжной грамоте обучена, отличалась приятностью в речах. Воистину во всех своих делах достойна! Петь по гласам любила и песни духовные с охотой слушала».
Сохранила память о Ксении Годуновой и русская песня…
до сих пор плачет царевна в народной песне.
В песне царевна Ксения гораздо лучше, чем последующие историки, знала, что произошло с Россией и в чем причина происшедшего… Она говорит о батюшкином согрешении, о матушкином немолении…
Юный царь Федор Годунов и царевна Ксения Годунова стали первыми жертвами царя со двора бояр Романовых…
Погребли царевну Ксению, принявшую постриг под именем Ольга, в Свято-Троицком Сергиевом монастыре, а когда на русский трон взошли и сами Романовы, вырыли из земли и перевезли в монастырь и тела самого царя Бориса Годунова, ставшего в иночестве Боголепом, и его супруги царицы Марии, и юного царя Феодора Годунова.
Усыпальница Годуновых вначале была устроена внутри Успенского храма, но императрица Елизавета Петровна, побывав здесь на богомолье, приказала перестроить собор так, чтобы тела Годуновых оказались вне храма.
Не пощадила дщерь Петрова и колокола, которые подарил лавре царь Борис Годунов.
Один из них, весом 625 пудов, был подарен Годуновым еще в бытность его «слугою и конюшим» царя Федора и назывался Лебедем. Другой, втрое больший весом (1850 пудов), назывался «Годунов», или «Цареборисов».
Елизавета сначала приказала разбить колокол, но потом, снисходя к мольбам монахов, ограничила наказание тем, что приказала сбить имена царя Бориса, его супруги и детей с надписи, опоясывающей колокол.
Впрочем, колокола эти дожили и до наших дней.
И стоишь возле усыпальницы Годуновых, что располагается сейчас слева от паперти Успенского собора, слушаешь голоса годуновских колоколов и отчетливо осознаешь, что, быть может, в этом батюшкином согрешении и матушкином немолении, о которых говорит Ксения Годунова в народной песне, и заключается причина и нынешних несчастий, с такой завидной регулярностью обрушивающихся на нашу страну.
Первый царь со двора Романовых
Когда заходит речь о первом самозванце, исследователи пытаются ответить на три вопроса…
1. Был ли Лжедмитрий подлинным царевичем?
2. Шел самозванец на сознательный обман или заблуждался?
3. Кто стоял за спиной Лжедмитрия?
Если по первому пункту лишь очень немногие историки (В.С. Иконников и С.Д. Шереметев) рисковали отвечать утвердительно, то по второму – разномыслия было значительно больше.
Н.М. Карамзин, например, считал самозванца мошенником, но не лишенным некоего благородства. Он полагал, что «мысль чудная» – решение воспользоваться легковерием россиян, умиляемых памятью Дмитрия, поселилась и зрела в душе мечтателя, имея своей целью замысел – «в честь Небесного Правосудия казнить святоубийцу», то бишь Бориса Годунова…
Зато С.М. Соловьев и С.Ф. Платонов считали, что Лжедмитрий действительно верил в свое царственное происхождение.
«Чтоб сознательно принять на себя роль самозванца, сделать из своего существа воплощенную ложь, надобно быть чудовищем разврата, что и доказывают нам характеры самозванцев, начиная со второго».
Отчасти это верно, хотя сам вопрос не вполне корректен по своей постановке. Ведь обманщик никогда не добьется успеха, пока хотя бы отчасти не поверит в собственный обман…
Нам кажется, что самозванец и верил, и не верил в то, что он – спасшийся царевич. Не будем забывать, что сама Мария Нагая узнала в нем сына[29].
Как же тут было не верить?
Как было не сомневаться?
Поразительно, но, отвечая на третий, самый важный, как нам кажется, вопрос о том, кто стоял за спиной Лжедмитрия, почти все русские историки (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов, Н.И. Костомаров) проявляют удивительное единодушие…
«Царствовавший у нас в Москве под именем Дмитрия был не настоящий Дмитрий, но лицо обольщенное и подготовленное боярами, партиею, враждебною Борису, – говорил Н.И. Костомаров. – Люди этой партии настроили пылкого, увлекающегося юношу в убеждении, что он царевич Димитрий, спасенный в младенчестве по наказу его родителя царя Ивана, и выпроводили его из Московского государства. Это сделано было на русское авось. Они, конечно, не желали заменить Борисов род навсегда этим поддельным Димитрием; но им достаточно было поставить Годуновым страшное знамя, под которое можно было соединить против них народную громаду и ниспровергнуть род Годуновых с престола; а потом можно было обличить самозванца, выставить его обманщиком, сознаться в своем заблуждении и уничтожить его».
С.М. Соловьев тоже считал, что Григория Отрепьева выдвинули на роль самозванца московские бояре, сумевшие уверить его в царственном происхождении:
«Вопрос о происхождении первого Лжедмитрия такого рода, что способен сильно тревожить людей, у которых фантазия преобладает. Романисту здесь широкий простор, он может делать самозванцем кого ему угодно; но историку странно срываться с твердой почвы, отвергать известие самое вероятное и погружаться в мрак, из которого нет для него выхода (выделено нами. – Н.К.), ибо он не имеет права, подобно романисту, создать небывалое лицо с небывалыми отношениями и приключениями».
Мы выделили слова великого русского историка про мрак, из которого нет выхода, поскольку в этих словах то, чего не сказали, вернее, не договорили зависящие от Романовых историки…
Кто же эти московские бояре, взрастившие самозванца?
Только к концу XIX века легализовалось мнение, что Лжедмитрия выдвинули Романовы и бояре, близкие к их кругу. Фамилия Романовых замелькала во всех исследованиях, посвященных появлению самозванца, но по-прежнему скороговоркой, без попытки осмыслить этот факт, столь много определяющий во всей последующей истории страны.
