Книга Две воительницы - Личия Троиси

Тяжело дыша, молодой маг тревожно огляделся вокруг. Все казалось ему одинаковым — листья, деревья, безжалостное небо над головой. Не было никакого смысла двигаться дальше, пока он не выяснит, в каком направлении надо идти.

Спокойно, спокойно…

Он достал свободной рукой иглу и произнес заклинание. Слабый синий луч указал назад. Лонерин ошибся.

«Черт возьми!»

Он опять уложил себе на спину Дубэ, которая все еще была без сознания, и снова побежал.

— Дубэ, Дубэ, ты проснулась?

Удар грома заглушил все остальные звуки.

— Я несу тебя в сухое место! Не волнуйся.

На самом деле он совершенно не представлял себе, куда бежит. Путь ему указывал только этот узкий луч, который освещал мясистые цветы и огромные листья. Молодой маг шел наугад, но не мог поступить иначе.

Вскоре лес стал еще гуще, и Лонерин почувствовал, что его руки слабеют от усталости. Бежать с девушкой на плечах было трудно, но луч из иглы продолжал указывать прямо вперед. Лонерин не мог остановиться: он должен был отнести Дубэ туда, где она будет в безопасности.

Ветви хлестали его по лицу, и дальше ему пришлось идти нагнувшись. Он вошел в проход между деревьями, который растения превратили в узкий темный туннель, и здесь на мгновение остановился, не в силах понять ни где находится, ни как попал сюда. Луч света в конце концов изогнулся вправо. Такого еще никогда не бывало, и это на мгновение встревожило Лонерина.

Во всем этом была и хорошая сторона: здесь, по крайней мере, не лил дождь, и странное покалывание в ладонях заставило Лонерина предположить, что луч отклонило в сторону какое-то заклинание. Лонерин чувствовал, что это не опасно, и решил продолжить путь. Он позволил Дубэ соскользнуть с его плеч и уложил ее на землю, потом взял девушку за руку и потащил волоком.

Он прополз на четвереньках довольно большой отрезок пути. Проход сделался еще уже, и повернуть назад теперь невозможно: другого пути не было. Лонерина охватил панический страх: он чувствовал себя как в ловушке, а дождь оглушительно шумел у него над головой. Молодой маг в отчаянии закричал, и кричал, пока у него не заболело горло. Потом неожиданно вспыхнул ослепительный свет. Он шел из глубины туннеля, и Лонерин прикрыл глаза рукой, чтобы не ослепнуть. А когда его глаза привыкли к свету, то, что он увидел, привело его в восторг.

Перед ним была поляна, со всех сторон окруженная переплетением деревьев и кустов. В ее центре возвышалось огромное дерево с серебристой листвой, от которого шел яркий оранжевый свет. Лонерин никогда не видел такого громадного растения. С высоты оно, должно быть, выглядело прекрасным белым пятном среди блестящей зелени леса. От ствола, с множеством прожилок, тянулись сотни побегов, которые пускали корни в жирную черную землю. Изменчивые блики этого света на листьях освещали все вокруг, и листва слегка дрожала, хотя в воздухе не было ни малейшего ветерка. Это выглядело так, словно дерево было живым и поток энергии непрерывно лился по нему в землю.

Это был Отец Леса. Такие деревья существовали и во Всплывшем Мире, одно такое было в каждом лесу. Это были особенные деревья: в них жили духи, дававшие сок и жизнь лесам, которые они охраняли.

Наконец Лонерин понял: это дерево своей магической силой направило луч его заклинания в туннель. Молодой маг восхищенно улыбнулся: он знал, что здесь их никто не найдет и никто не посмеет причинить им зло.

И тут кто-то дотронулся до его ноги.

Лонерин увидел Дубэ. Девушка смотрела на него тусклым взглядом, и на ее лице отражалось страдание. Но глаза были открыты, и она доползла до него.

— Мы спаслись, — сказал ей Лонерин.

Дубэ еще не могла идти сама, но ее ум немного прояснился. Уже засыпая, она почти поняла, что это не был нормальный сон. Она смогла удержаться на границе сна настолько, чтобы противостоять отключавшему ее сознание действию яда, но оказалась не в состоянии бежать, а теперь чувствовала, что ее мысли путаются. Страдая от тошноты, она чувствовала, что все ее тело вздрагивает и качается и что-то твердое давит ей на желудок, но больше ничего не могла вспомнить. Почему они убежали? Как они добрались сюда?

Лонерин прислонил ее к огромному дереву. Дубэ с трудом сумела разглядеть, что они находятся на какой-то поляне. Свет здесь был странный, и ее глаза еще не привыкли к нему. Ей показалось, что ее спутник на пределе сил: у него осунулось лицо и дрожали руки. Она не могла понять, что случилось. Конечно, яд еще оставался в ее организме и мешал ей мыслить связно. Девушка закрыла глаза и постаралась сосредоточиться, спрашивая свое тело, какое противоядие ему нужно.

«Трудно контролировать конечности и речь. Зрение затуманено. Помутнение сознания».

Она мысленно видела перед собой симптомы отравления один за другим, но так же действовали очень многие яды, известные во Всплывшем Мире, и это усложняло задачу. Она должна еще больше напрячь силы, должна попытаться вспомнить.

— Не бойся, я знаю, что нам нужно.

Дубэ открыла глаза и смутно разглядела Лонерина, который вынул из ножен кинжал и вонзил его в дерево, которое было у нее за спиной.

Потом она почувствовала, как по стволу пробежала дрожь, почти болезненная судорога. Чуть позже Лонерин наклонился над ней и протянул к ней сложенные ковшом ладони.

— Пей.

Она не стала спорить и жадно выпила ту похожую на молоко жидкость, которая была у него в ладонях. Напиток влился в нее, свежий и спасительный. Амброзия, средство от любой болезни. Дубэ никогда ее не пила, потому что это было редкое лекарство. Отцы Леса были священными, и их можно было тревожить только в самых тяжелых случаях, к тому же амброзия находилась в исключительной собственности фоллетов, и только они решали, кому ее дать. Конечно, здесь это право не действовало.

Дубэ, чувствуя себя уже лучше, прижала голову к стволу. Лонерин накрыл девушку той частью плаща, которая была сухой, и сел рядом. Это было последнее, что увидела Дубэ. Потом ее накрыли темнота и беспамятство.

Дубэ не знала, сколько времени она проспала, но, когда проснулась, почувствовала, что все ее тело онемело, а губы как будто склеились.

— Доброе утро, — улыбнулся ей Лонерин и чихнул.

Дубэ нахмурилась.

— Тебе плохо? — спросила она его хриплым, как будто не своим голосом.

Он покачал головой, но потянул носом и, ничего не ответив, подал ей новую порцию амброзии.

Дубэ посмотрела на него. Ей самой еще было плохо, приступы тошноты сжимали ей желудок, и голова кружилась так, что девушка не могла ходить. Но она не привыкла, чтобы вокруг нее так хлопотали, не привыкла, чтобы кто-то другой заботился о ней больше, чем о собственном благе. Сколько времени прошло с тех пор, когда это было? Дубэ вспомнила, как ее мать приносила ей в постель горячий суп и щупала рукой ее лоб и как Учитель лечил ее — смазывал рану тем бальзамом, который через много лет его убил. Вспомнился ей и Дженна, ее дорогой друг из Макрата, его чистые простыни и то, как он касался ее позвоночника, когда лечил.