Книга Драконоборец. Том 2 - Илья Крымов

Тобиус шагнул не дрогнув.

Он познал тьму во многих ее ипостасях за свою недолгую жизнь. Он встречался с ее воплощениями, он сражался с ними, он блуждал в ночном лесу, в полярной ночи, валялся в ледяных подземных пещерах и просто жил без глаз. И все же тьма еще могла удивить его новым своим видом.

Эта тьма обволакивала тело как вторая кожа, приятно холодила, но еще и грела, высасывала из напряженной плоти боль, усталость, а из разума – тревоги и страхи. Тьма приняла его с любовью, как родное материнское лоно, и дала понять, что все наконец кончено, что безумный бег наперегонки с собственной гибелью остался в прошлом. Имя той тьме было «Покой», и она была блаженством, отзывом на отчаянный крик, вопиющий о ней. Она была теплой кроватью в холодное зимнее утро. Все, что требовалось, – это свернуться калачиком и позволить Покою убаюкать, наполнить голову сладкими грезами и уснуть навсегда. В безопасности и тишине, недосягаемости и блаженстве.

Однако Тобиус открыл один свой глаз, и второй глаз открылся во тьме – чужой, но такой же желтый, а еще наполненный огнем, высокомерием, безумной жаждой власти. Где-то там жил он, Враг. Он должен исчезнуть, он должен умереть, чтобы жили другие, и миссию по искоренению его Тобиус возложил на себя!

Пылающий свет зажегся в темноте и потревожил Покой, а Тобиус, отказавшийся растворяться, медленно побрел дальше. Он преодолел чары Черной Неги.

Он познал боль во многих ее ипостасях. Без ложной скромности он мог сказать, что боль – его старая попутчица и подруга. Тобиус прошел сквозь разную боль, он горел, ломал кости, замерзал, истекал кровью, травился ядом, но то, что выпало ему по прибытии в небольшую сферическую комнату, вся поверхность которой состояла из мозаики камней, с сотнями изображенных на них символов, являлось чем-то новым. Десяток невидимых буравчиков, издавая отвратительный визг, принялся вкручиваться в мозг серого магистра.

Как поведал Лью, именно так, с разрываемым болью мозгом он, Тобиус, должен был изъять из стен этой сферы все нужные знаки, дабы составить несложную фразу, коя послужила бы ключом. При этом Тобиус должен был постоянно, каждую долю секунды полностью и всеобъемлюще представлять себе все литеры, всю фразу, весь ее смысл и все ее звучание. Он должен был проявить предельную концентрацию, пока боль прогрызала его насквозь, и, рыча, брызгая слюной, волшебник начал исполнять задачу.

Тобиус выискивал глазами нужные знаки, и камни, на которые те были нанесены, покидали сферическую структуру пространства, чтобы зависнуть перед ним. Одна за другой литеры образовывали слова, но стоило волшебнику сбиться, как все рушилось, стены резко придвигались со всех сторон, а размер исходного набора увеличивался за счет уменьшения камней. Количество попыток, таким образом, было ограничено, и в конце неудачника ждала смерть в виде уплотнения до размеров игольного ушка.

После трех неудачных попыток он все же смог призвать на помощь самоотречение, отторжение всего материального, достигаемое через медитацию. Неимоверным усилием, нырнув внутрь себя, отказавшись от тела и боли, разум изъял из стен нужные знаки и выстроил их, полностью осознавая смысл и звучание сакральных слов: «Iro simpre servitoris estituire».

Чары Головоломки оказались позади.

Он познал риск во многих его ипостасях, преодолевая свой жизненный путь, не раз ступал по краю пропасти и сталкивался с превосходящим силой врагом. Он не понаслышке знал о риске, но то, что ждало его впереди, все же поражало своей изощренностью.

Каменный мост, идеально прямой и надежный, но такой узкий, что две ступни едва помещались на нем, а под мостом сплошной молочно-белый дым. Падение вниз значило немедленную смерть, но для Тобиуса подобное испытание и испытанием не являлось, ибо он мог проскакать по мосту, исполняя кульбиты, достойные настоящего циркового акробата… Если бы не одна загвоздка – что через мгновение после того, как он осознал свое положение, его тело скрутило жуткой болью, будто все члены, и даже голова, решили развернуться в совершенно противоположную сторону. Как сказал Лью, пройти по мосту, пусть и узенькому, смог бы любой дурак, но как это осуществить, если, чтобы сделать шаг вперед левой ногой, надо шагнуть назад правой? Чары Мир Наоборот выворачивали восприятие всего и вся, меняли местами верх и низ, перед и зад, лево и право, путали сигналы мозга, превращая даже самого ловкого в дрыгающееся нечто.

Тобиус погиб бы через миг, кабы его не предупредили заранее, а потому он собрал в кулак всю волю и начал движение. Чтобы хоть как-то смотреть вперед, маг пытался заглянуть внутрь собственного черепа, а теряя равновесие, старался не находить центр тяжести, а наоборот, бросался то в одну, то в другую сторону, из-за чего тело его само собой восстанавливало центр тяжести. Один шаркающий шаг за другим, мучительно медленно и тяжело, проявляя великое терпение, он добрался до противоположного конца моста.

Последнее охранное заклинание должно было стать самым опасным и трудным, ибо про его суть Гаралик не смог поведать ничего.

Они смотрели со всех сторон, являясь искаженными отражениями его собственного «я» либо друг друга. Зеркала выстроились стенами коридоров, по которым он брел, заглядывая то в одно, то в другое. И отовсюду смотрели его собственные ипостаси, молодые и старые, красивые и уродливые, такие, каким он хотел бы видеть… ощущать себя, и иные, от вида которых он содрогался всем нутром. Самым ужасным в них было то, что все они претендовали на истинность, все имели право на жизнь: юноша с горящими любознательностью глазами; древний старик, в очах которого пылал неугасимый пламень великого магического знания; дышащее огнем чудовище, поменявшее человеческий облик на драконью чешую и крылья. Люди и монстры взирали на него, бредшего мимо, и безмолвно вопрошали о том, чего он никак не мог услышать… пока понимание наконец не пришло.

Будто только того и дожидаясь, меж зеркал пронесся бесплотный шепот:

– Узнай себя. Какое из них принадлежит тебе?

– Никакое. – Тобиус не задумывался. – Ни одно. Все лгут.

– Не обретя истинного себя, ты не покинешь Лабиринта Отражений.

– Лабиринта Лживых Отражений. Те, что пытаются показывать мое прошлое, лгут, ибо зеркала не показывают прошлого. Те, что показывают будущее, – тем более лгут. Единственный настоящий здесь – я, все остальное ложь.

Когда Тобиус покинул Лабиринт Отражений, он оказался в зале, стены и свод которой были сделаны из вечного кварца. Солнечные лучи, пробивавшиеся снаружи, красили все и вся в характерный фиолетовый цвет, лишь пульсирующий столб великой синевы, в которой вспыхивали проблески бирюзового, не поддавался ему. Ошарашенный маг понял, что попал к Сердцевине Мистакора.

Предметы, хранившиеся в той зале, были самыми разными, яркими и неприметными, знакомыми и не похожими ни на что. Одни сверкали золотом и самоцветами, в то время как иные походили на обугленные куски неизвестного материала, разрушенные механизмы и обломки чего-то большего. Там содержались древние кхазунгорские големы; забывшиеся вечным сном боевые артефакты; книги, считавшиеся полностью утерянными или уничтоженными.