Книга Бруклин - Колм Тойбин

В следующие несколько дней Эйлиш начала всерьез опасаться предстоящего переезда, к тому же ей не доставляла никакого удовольствия мысль, что, пока она будет отсутствовать, миссис Кео заберет все ее вещи и перенесет их в комнату, из которой мисс Киган появлялась что ни день в состоянии, никак уж не позволявшем предположить, что комната эта – лучшая в доме. Эйлиш понимала также, что, если комната окажется грязной, темной или сырой, пожаловаться отцу Флуду будет нельзя. Она и так уж достаточно часто пользовалась его добротой и знала, что миссис Кео это известно.

В воскресенье, укладывая вещи в чемоданы, которые она собиралась оставить рядом с кроватью, Эйлиш обнаружила, что скарб ее в них уже не вмещается, и направилась вниз, чтобы тайком попросить у миссис Кео несколько больших пакетов. Спускаясь, она подумала, что домовладелица злоупотребляет ее положением, и ощутила, как в душе ее нарастает уже знакомая страшная тоска по дому. Заснуть ей в ту ночь не удалось.

Утром дул пронизывающий и какой-то новый ветер. Дул, казалось, со всех сторон сразу и словно лед с собой нес; люди передвигались по улицам понурясь, а ожидая на перекрестках зеленого света, пританцовывали. Эйлиш почти заулыбалась от мысли, что никто в Ирландии и ведать не ведает, что Америка – самое холодное место в мире, а жители ее, выходя из домов в такое вот утро, чувствуют себя глубоко несчастными. Если она напишет об этом домой, ей просто не поверят. Весь тот день люди, заходившие в «Барточчис», рявкали на каждого, кто оставлял дверь на улицу приоткрытой хоть секундой дольше необходимого, а торговля шерстяным нижним бельем шла куда бойчее обычного.

Вечером Эйлиш, конспектируя лекции, изо всех сил старалась не заснуть, а потому думать о том, что она увидит, вернувшись в дом миссис Кео, ей было некогда. Уже шагая от трамвайной остановки к дому, решила, что ей все равно, какая комната ее ожидает, была бы только теплой и с кроватью, в которой можно выспаться. Вечер выдался тихий, ветер улегся, ледяной воздух был сух и злобно покусывал пальцы рук и ног, жег лицо, – Эйлиш, преодолев лишь половину пути и прекрасно зная об этом, все же взмолилась, чтобы поход ее поскорее закончился.

Едва она вошла через парадную дверь, как в прихожей возникла и приложила палец к губам миссис Кео. Жестом велев Эйлиш подождать, она исчезла, миг спустя вернулась и, убедившись, что никто не приближается к прихожей со стороны кухни, вручила Эйлиш ключ, выставила ее обратно в ночь и тихо затворила дверь. Эйлиш спустилась по ведущим к цокольной двери ступенькам. А открыв ее, снова увидела миссис Кео.

– Ни звука, – прошептала та.

Она отперла комнату, расположенную со стороны фасада и совсем недавно покинутую мисс Киган. Стоящий в углу стандартный торшер и лампа на тумбочке у кровати уже горели. Они, и низкий потолок, и темные бархатные шторы, и узорчатое покрывало на кровати, и ковры на полу придавали комнате вид попросту роскошный, Эйлиш словно увидела картину или старую фотографию. Она отметила кресло-качалку в углу, поленья в камине и бумагу под ними, ожидавшую, когда ее зажгут. Комната была вдвое больше прежней спальни Эйлиш; тут имелся стол, за которым она могла заниматься, и кресло у камина. Никакого спартанского духа, присущего ее прежней спальне. И Эйлиш поняла, что занять эту комнату не отказалась бы любая из жилиц.

– Если кто-то из девушек станет вас спрашивать, отвечайте, что в вашей комнате скоро начнется ремонт, – сказала миссис Кео, открывая большой встроенный шкаф с окрашенными в темно-красный цвет деревянными дверцами, чтобы показать Эйлиш ее чемоданы и пакеты. Из того, как стояла и смотрела на нее миссис Кео, из взгляда домохозяйки – гордого, но также и почти мягкого и печального, Эйлиш вывела, что, наверное, эта комната была обставлена незадолго до бегства мистера Кео. А увидев двойную кровать, погадала, не находилась ли здесь супружеская спальня. Интересно, сдавали они уже тогда комнаты верхних этажей?

– Ванная в конце коридора, – продолжала миссис Кео. Она стояла в полной теней комнате как-то неловко, словно пытаясь справиться с собой. – И ничего никому не говорите, – прибавила она. – Если неукоснительно придерживаться этого правила, ошибок не наделаешь.

– Комната чудесная, – сказала Эйлиш.

– Можете разжечь камин, – разрешила миссис Кео. – Правда, мисс Киган делала это только по воскресеньям, поскольку дрова он попросту сжирает. Не знаю уж почему.

– Другие девушки сильно рассердятся? – спросила Эйлиш.

– Это мой дом, пусть сердятся сколько влезет, мне лишь веселее будет.

– Но…

– Вы единственная из них, кто имеет представление о хороших манерах.

Из-за тона, которым произнесла это миссис Кео, из-за ее попытки улыбнуться Эйлиш почувствовала, как в комнату словно прокралась некая печаль. Эйлиш была уверена, что миссис Кео дала ей слишком многое, толком ее не зная, а сейчас слишком многое и сказала. Ей не хотелось сближаться с миссис Кео или попадать в какую-либо зависимость от нее. И Эйлиш позволила молчанию продлиться несколько мгновений, хоть и понимала, что может произвести впечатление человека неблагодарного. А затем почти чопорно кивнула, глядя на миссис Кео.

– А когда другие узнают, что я перебралась сюда насовсем? – в конце концов спросила она.

– В свое время. Да и не их это дело.

Поняв, к каким последствиям приведет сделанное миссис Кео, какие неприятности с другими жилицами оно ей сулит, Эйлиш пожалела, что ее не оставили в прежней комнате.

– Надеюсь, они не станут меня винить.

– Не обращайте на них внимания. Не думаю, что кто-либо из нас должен не спать из-за них ночами.

Эйлиш выпрямилась, чтобы казаться повыше ростом, и холодно взглянула миссис Кео в лицо. Последние слова ее домохозяйки явно были основаны на предположении, что она и Эйлиш – это одно, а прочие жилицы – совсем другое, подразумевали, что они двое действуют заодно. Эйлиш сочла это допущение бесцеремонным, но понимала также, что решение миссис Кео отдать ей, появившейся здесь совсем недавно, лучшую комнату дома не только обозлит Патти, Диану, мисс Мак-Адам и Шейлу Хеффернан и ухудшит ее отношения с ними, но и позволит миссис Кео потребовать со временем какой-то ответной услуги.

Она может, поняла Эйлиш, попросить об этом, когда ей что-то вдруг позарез понадобится или просто захочется сделать их отношения более близкими, завязать нечто вроде дружбы, установить тесную связь. Эйлиш взяла едва ли не злость на миссис Кео, и это чувство, соединившись с усталостью, придало ей отваги.

– Всегда лучше быть честной, – сказала она тоном Роуз, который та пускала в ход, решив, что кто-то бросил вызов ее чувству собственного достоинства или представлениям о допустимом. И добавила: – Я имею в виду – со всеми.

– Вот хлебнете с мое, – ответила миссис Кео, – и поймете, что это помогает лишь время от времени.

Эйлиш посмотрела своей хозяйке в глаза, не дрогнув от обиженной агрессивности, с которой та вернула этот взгляд. И решила ничего больше не говорить, что бы ни сказала миссис Кео. Она чувствовала, что старуха рассердилась, – так, точно она, Эйлиш, каким-то непонятным образом обманула ее доверие, а после вдруг поняла: щедрость, с которой миссис Кео отдала эту комнату, словно высвободила в хозяйке глубоко укрытое негодование на жизнь и теперь та старается вернуть его на место, которое ему отвела.