Книга Вивальди - Вирджилио Боккарди

Ариосто ожил снова, Но с Роландом сходства нет. Не хватило силы слова, Чтоб правдивым был портрет.

Вивальди сумел угадать в обоих либретто то, что отвечало вкусам непритязательных зрителей партера и лож. К сожалению, как и предвидел Джован Баттиста, после первых успешных представлений начались беды, которые посыпались на головы импресарио. Однажды утром Антонио объявился в театре чернее тучи. Оказывается, на Сан-Марко, где он мирно беседовал с одним из попечителей Пьета, к нему подошёл наглец посыльный и при всех громогласно заявил о вручении судебного иска веронского импресарио Галло. Этот сквалыга выражает протест по поводу приглашения в театр Сант’Анджело болонского певца Минелли, который, оказывается, был им ранее ангажирован. Вивальди возмутил не столько иск, как то, что бумага была вручена ему в присутствии попечителя Пьета! Правда, сам-то документ — это всего лишь писулька, хотя и заверенная нотариусом и скреплённая печатью. Ответ на неё последовал незамедлительно, и выдвинутое обвинение было отвергнуто.

Однако вскоре последовали настоящие иски от портных, пошивших костюмы для двух спектаклей и ничего не получивших за свой труд. Но и у Вивальди были должники. Так братья Контарини не расплатились за абонированную ложу, задолжав театру 20 дукатов. Пришлось затевать с ними нудную тяжбу. Но эти заботы и головная боль свойственны работе любого импресарио и касались скорее Джован Баттисты, нежели сына. А дон Антонио целиком был занят сочинением своего нового op. IV, в который должны войти несколько скрипичных концертов. Поэтому на административные дела в театре он смотрел как на побочное занятие и полностью доверял отцу, видя, с каким воодушевлением тот работает и сколь умело разрешает возникающие конфликты.

Тем временем стали поступать вести, что Европа, особенно Германия, упивается концертами из op. Ill «L’Estro Armonico». А недавно Вивальди отослал издателю в Амстердам op. IV под названием «La Stravagenza», которое удивило отца. Откуда берутся у сына такие странные названия для своих сочинений? Листая партии для скрипки и basso continue, виолончели, альта и органа, он всё больше поражался способности Антонио находить в каждой пьесе неординарные решения, особенно по части гармонии и инструментовки. В его концертах так много новизны, которая могла бы вызвать недоумение критики и ошеломить слушателей. Поясняя отцу значение термина «La Stravagenza», Антонио признал, что тем самым он хочет заранее предостеречь коллег-музыкантов не спешить с нападками и суровой критикой. Словом, в новом цикле «La Stravagenza» автор решил играть с открытыми картами, а само это странное название уже оправдывало многое.

Как всегда, Камилла, слушая рассуждения мужа и сына, выразилась в присущей ей манере весьма определённо и просто:

— По мне вся эта ваша экстравагантность сродни нашему городскому юродивому, сыну гондольера с набережной Монетного двора. Нынче над беднягой-дурачком потешаются все, кому не лень, находя в его чудачествах и странных выходках причину для насмешек.

Столь же экстравагантным было для неё решение сына посвятить новое произведение не королю или принцу, а своему ученику из знатной семьи по имени Витторио Дольфин.

— Какой же он аристократ, — удивилась она, — если чуть ли не каждый день приходит к нам попиликать на скрипке!

Но Антонио твёрдо решил посвятить «La Stravagenza» молодому патрицию Дольфину в знак признательности за его финансовую помощь в издании партитуры. Работа над этим циклом принесла ему большое удовлетворение, и он был безмерно счастлив.

После удачного завершения сезона в Сант’Анджело Вивальди целиком погрузился в написание второй оперы. Успех «Оттона в деревне» в Виченце ещё больше убедил его в правильности выбранного пути, в том, что в оперном жанре он может полнее выразить себя, нежели работая с одним только оркестром; кроме того, вокал позволит ему передать самые различные чувства как в пасторальной, так и в героической музыкальной драме.

С заказом на либретто Вивальди обратился к тому же Браччоли, попросив его развить сюжетную линию двух предыдущих постановок в Сант’Анджело. Молодой феррарец довольно быстро написал либретто под названием «Роландо, мнимый безумец». Этой оперой должен был осенью открываться новый сезон. Времени было немного, и Вивальди приходилось разрываться между театром и консерваторией Пьета. Но однажды утром он вынужден был прервать занятия с ученицами, так как его срочно вызвали в дирекцию. Попечительский совет решил, чтобы Вивальди написал ораторию для нескольких голосов ко дню праздника Сретения.

— Для Пьета это очень важный праздник, — заявил ему Нанни, один из попечителей, — и мы вправе ждать от вас подлинного шедевра.

Этому желанию руководства возразить было трудно, и Антонио ничего не оставалось, как, отложив всё остальное, браться за новый заказ. В своё время ему попалась в руки трагедия на библейский сюжет «Моисей, бог фараонов» (Moyses Deus Pharaoni). Под сильным впечатлением от прочитанного он сочинил тогда без какой-либо определённой цели несколько арий и оркестровых фрагментов. Эти наброски ради собственного удовольствия давно пылились в ящике стола. Но какую ценность они обрели для него сегодня! Времени на выполнение заказа уже нет, а сама тема, в чём он был глубоко уверен, должна непременно понравиться заказчику и публике.

К счастью, девушки-хористки, с которыми он взялся разучивать партитуру, оказались на высоте. Его творческое вдохновение тут же передавалось им, и за несколько дней удалось подготовить все основные партии. Особенно выделялась Барбара с её редкой тесситурой голоса. Она схватывала на лету замечания автора, и он решил ей доверить главную партию Моисея. Кандиде досталась партия Аарона, а Сильвии была поручена роль Елизаветы, жены Аарона. Среди солистов были также Аполлония и Анастасия, которые отлично справлялись с порученными партиями. После месяца непрерывных репетиций всё было готово. И в конце мая в день праздника Сретения оратория была исполнена при небывалом стечении народа. Успех был столь велик, что впервые попечители Пьета соизволили лично поздравить и поблагодарить Вивальди.

«Моисей» был для Вивальди радостью и мукой, поскольку ему приходилось после репетиций в Пьета спешить в театр, где его ждал «Роландо, мнимый безумец». Либретто у Браччоли, как и в предыдущих операх, изобиловало сложными любовными интригами с постоянными переодеваниями действующих лиц. Действие развёртывалось в магической атмосфере королевства властной Эрсилии. По просьбе Вивальди либреттист ввёл несколько сцен с нимфами и фавнами для придания экзотики происходящему на сцене. Написание декораций было поручено знаменитому театральному художнику Бернардо Каналю, отцу молодого Каналетто.

— Тем, у кого нет лож и мест в партере, стоит возвращаться домой! — надрывно кричал более часа кассир из окошка театральной будки.

И в этот вечер все билеты в Сант’Анджело были распроданы. В одной из лож первого яруса восседали все Вивальди, прижавшись друг к другу, как сардины в бочке. На переднем месте красовалась Камилла, которая до последнего дня была в нерешительности — идти ли в театр? У неё даже нашлась отговорка, что нет, мол, чёрного платья. В те годы ещё действовало предписание, обязывающее дам, занимающих места в ложах, быть в тёмном одеянии или в карнавальном костюме bauta.