Книга Цвет винограда. Юлия Оболенская, Константин Кандауров - Л. Алексеева

А они следуют одна за другой.

В октябре Кандауров занимается выставкой В. Д. Поленова в пользу раненых, в ноябре – декабре работает на выставке «Художники Москвы жертвам войны», в декабре – январе занят устройством экспозиции «Война и печать», также благотворительной, которая представляла печатную продукцию первых месяцев войны, в частности лубки. Попутно отметим, что аналогичная выставка, доход от которой поступил во Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам, состоящий под покровительством Великой Княгини Елизаветы Федоровны, прошла в Петрограде. На ней были представлены лубочные литографии издательства «Сегодняшний лубок», с которым сотрудничали Д. Бурлюк, А. Лентулов, В. Маяковский и другие художники авангарда – будущие экспоненты выставки «1915 год». 29 января в Москве открылась еще одна выставка – в пользу пострадавших от войны в Бельгии (там впервые немцы применили угарный газ), к которой также имел непосредственное отношение Константин Васильевич.

Свое любимое занятие он совмещает с работой в театре, валится с ног, а потому к известной краткости в письмах добавляется раздражение – от усталости. Но он счастлив. И тем, что востребован, и тем, что любим: «я вошел в храм любви и творчества».

План новой выставки, которую мечтает сделать сам и где будет представлено все молодое и свежее искусство времени, уже зреет в его голове.

Оболенская, избегавшая выставочной суеты и предпочитавшая замкнутый образ жизни, все же начинает выходить «в свет» и даже – выставляется у Е. Н. Добычиной, известной в Петербурге хозяйки салона-магазина, где проходили художественные выставки. Но недовольна – от застенчивости, от сомнения в собственных способностях, от неумения быть на виду. Впрочем, ее оценка выставки «В пользу лазарета деятелей искусства» может быть субъективной и еще по одной причине: она целиком «принадлежит» своему «маэстро».

Особенность общения Кандаурова и Оболенской на темы искусства состояла еще и в том, что один, как было сказано, не любил и не умел описывать сюжетов, историй, разговоров и раздумий о нем, а другая в художественных кругах Петрограда появлялась мало и не стремилась туда: «Я, деточка, ничего не знаю о “М Искусства”, – пишет Оболенская Кандаурову в ответ на его вопрос о разногласиях в стане соратников, – ведь живу как в берлоге и, вероятно, так никогда и не буду среди людей общего дела. А если воробей пролетит мимо окна, и то я, кажется, тебе пишу…»[171]

И все же выбранные места из их переписки позволяют заглянуть «за кулисы» известных выставок и составить пусть и очень беглую, но живую картинку повседневной и художественной жизни Москвы и Петрограда в первые месяцы военного времени.

18 сентября 1914. Петроград

Ю. Л. Оболенская – К. В. Кандаурову

‹…› Был у меня Смелов[172] из В.О.Х., они устраивают выставку с благотворительной целью. Я сказала ему, что наша группа распалась, но обещала поговорить с мужем Вари Топер[173] насчет ее посмертной выставки. После его ухода сшила солдатские штаны. Это уже третий экземпляр, и слава Богу, стало выходить порядочно. Вдруг откроется новый талант! Я ведь шью впервые в жизни. ‹…› Прочла сегодня статью Бенуа – он распалился на «Старые годы»[174], которые не выпустили №, находя, что теперь не до искусства. Он резонно говорит, что если искусство – ценности нашего духа и культуры – то за него и война ведется, а если оно забава, то не стоило им заниматься. Дело. Он говорит, что как раз время для №, посвящ тому, что мы потеряли от варварства немцев ‹…›[175].

10 октября 1914. Москва

К. В. Кандауров – Ю. Л. Оболенской

‹…› Дорогая моя, как только вырву время, так я приеду к тебе хоть на один день. У меня выставка В. Д. Поленова из жизни Христа, но она еще не развешена, и духовная цензура говорит, что такой выставке теперь не время. Я не знаю, будет ли она развешена. Она в пользу раненых, и мои интересы не затронуты. ‹…›[176]

19 октября 1914. Петроград

Ю. Л. Оболенская – К. В. Кандаурову

‹…› Была вчера у Добычиной, она меня встретила с обидой: «Что же Вы это сами не приходили, ждете личного приглашения». Я дала ей старые пейзажи с «М И» и три этюда этого лета, не нужные для будущей работы. С оценкой было преглупо: я сидела, как идиот, и в конце концов попросила ее посоветовать. Вероятно, она в душе смеялась. Но для меня такая пытка эти оценки и т. п. Я не умею найти соответствие между творчеством и деньгами. Было так глупо. ‹…›[177]

19 октября 1914. Москва

К. В. Кандауров – Ю. Л. Оболенской

Моя дорогая!

Я не сержусь на тебя за Добычину, но надеюсь, что ты дала этюды из прошлого года. Новые этюды прошу не давать, т. к. по ним надо много работать. Относительно Пра я ничего не знаю. Откуда ты взяла, что я с ней разорвал отношения. Если я давно не был, то это только благодаря сильному упадку сил после экземы и постоянному бронхиту. Я стараюсь только выходить в театр или поблизости квартиры. Я слишком люблю Пра и Макса, чтобы рвать с ними дружбу и знакомство. Если буду здоров, то завтра же пойду к ней. ‹…› Напиши мне, от кого ты знаешь про Пра и меня. Я и в мыслях не имел ничего подобного. ‹…›[178]

20 октября 1914. Петроград

Ю. Л. Оболенская – К. В. Кандаурову

‹…› Радость моя, что же делать, я дала 3 новых этюда (не из тех, по кот задуманы работы). После выставки они, наверное, все вернутся домой; т ч ради Бога извини; прежде ты говорил, не давать только винограда и красных закатов, я их и не дала. Пошли: один этюд, написанный для тебя; этюд с голубою полынью (кот кажется принадлежит тебе и конечно не продается) и горный пейзаж (первый); потом два прошлогодних. Меня очень беспокоит и мучает твое неудовольствие. Меня Д застала врасплох ‹…› Меня все беспокоят этюды: ведь после тебя, которого дай Бог кончить к декабрю, у меня столь же длительный К. Ф. Богаевский; красный пейзаж, для которого все жду эскиза от милой капусты; одна работа, о которой я еще мало знаю и приведение в порядок двойного портрета. Неужели этого не хватит до возвращения тех этюдов! Меня очень утешает, что идея пейзажа в портрете тебе понравилась. Как хочется написать его получше. ‹…›[179]