Книга Финансовая пропаганда, или Голый инвестор - Елена Чиркова

Что касается субъективных оценок, то регулирование того времени разрешало учитывать на балансе расписки на акции по оценочной, а не по рыночной стоимости (из-за неликвидности последняя и существовала не всегда). Мейтс этим злоупотреблял. Как установила впоследствии Комиссия по ценным бумагам, за исключением двух бумаг (одна из них – Omega), шесть различных ценных бумаг, купленных за 3,6 млн долларов, были переоценены в 7,2 млн [SEC Proccedings… 1970, p. 249]. Как правило, Мейтс оценивал неликвидные расписки на акции, как если бы это были сами акции, обращение которых ничем не ограничено, то есть завышал их стоимость. Низколиквидные расписки Omega Equities Corp. первоначально были оценены со скидкой в треть от «рыночной» стоимости и с существенным превышением цены покупки. Они были приобретены по цене 3,25 доллара за штуку, а на баланс поставлены по 16 долларов, тогда как настоящие акции котировались при этом по 24 доллара. За счет этого нехитрого трюка была нарисована мгновенная доходность в 500%. По мнению комиссии, завышение по отношению к справедливой цене было огромным. В ноябре 1968 года вышеупомянутые шесть бумаг были оценены в 13,5 млн долларов, что на 10,8 млн долларов больше, чем стоимость их приобретения. Таким способом и «рисовалась» доходность фонда.

В ноябре 1968 года некоторые самые продвинутые и информированные инвесторы подали на управляющую компанию Мейтса в суд за нарушение правил фонда и вложения в неликвидные бумаги. Как только это случилось, аудиторская фирма, которая заверяла отчет фонда на май 1968 года, отозвала свое положительное заключение и начала тщательный анализ покупок Мейтса. Совет директоров своим решением понизил оценку этих шести переоцененных бумаг до 11,6 млн долларов.

За период с июня по декабрь 1968 года к выкупу предъявили паи 300 человек. Фонд был обязан выкупать паи по установленной им самим оценке (то же закреплено и в российском законодательстве по паевым фондам). В июне 1968 года, когда был приостановлен выпуск новых паев, Мейтс оценил паи фонда в 9 долларов, в декабре – в 16. Поскольку выкупная цена была завышена, те, кто не предъявили паи к выкупу, серьезно пострадали в последствии. Ведь в махинациях Мейтса прослеживаются элементы схемы Понци. Пока пирамида не рухнула, те, кто продают, наживаются на тех, кто покупает или остается.

В декабре фонд настиг еще один, на этот раз смертельный, удар. Комиссия по ценным бумагам приостановила торги акциями Omega Equities Corp., в отношении которой давно велось расследование. Акции Omega в январе 1969 года котировались по 40 центов, а к ноябрю взлетели до 35 долларов, то есть почти в 100 раз! На момент приостановки «рыночная» цена равнялась 25 долларам. Именно в этот момент наиболее информированные инвесторы рванули в фонд Мейтса погашать свои паи. Когда они захотели получить свои деньги обратно, Мейтс, который разместил большую часть средств фонда в неликвидные бумаги, продержался недолго. Прижатый к стенке требованиями о выкупе паев, в декабре 1968 года фонд Мейтса был вынужден продать некоторые неликвидные бумаги с существенным дисконтом: например, бумаги компании Giffen были проданы по 41 доллару вскоре после их размещения самой компанией по 55 (на балансе фонда они «сидели» по 52); расписки Longchams Inc. были проданы по 25 долларов, что на 12 долларов меньше их оценочной стоимости на балансе [SEC Proccedings… 1970, p. 254–255].

Но и это не спасло Мейтса. Фонд фактически обанкротился, но этого не хотела допустить Комиссия по ценным бумагам, ибо фонд насчитывал 3300 пайщиков. Мейтсу удалось получить разрешение комиссии на приостановку выкупа «на неопределенный срок» с 20 декабря. В своем прошении в комиссию Мейтс ссылался именно на то, что приостановлены торги расписками Omega, а это большая часть вложений фонда. Запрет действовал до июля 1970 года. Он был снят, поскольку возобновились торги расписками Omega. Но продавать паи было уже поздно. Если сразу после введения ограничений Мейтс переоценил акции Оmega по цене покупки (3,25 доллара), то к июлю они оценивались уже в 50 центов (в 1972-м – по 10 центов). Стоимость паев упала на 77%.

Как констатировал журнал Time, который посвятил краху Mates Investment Fund обстоятельную статью, подобные фонды показывали высокую доходность из-за массированной скупки низколиквидных бумаг с небольшими объемами размещения (у нас бы их назвали «третьим эшелоном»). Однако проблема была в том, что эти бумаги могли так же быстро рухнуть при массированной продаже [Mates Checked 1969].

Мейтс собрал целый букет обвинений Комиссии по ценным бумагам: он был также обвинен ею в «откатах» (rebates) от брокерских компаний, с которыми он совершал сделки[30], и торговле на основе инсайдерской информации, а также во вздувании котировок расписок, в которые он вложился, путем распространения недостоверной информации на рынке об этих компаниях [SEC Proccedings… 1970, p. 256–258]. В 1974 году Мейтс навсегда покинул фонд и открыл в Нью-Йорке бар для одиноких людей имени себя – Mates. Он так и не смог вернуться к управлению чужими деньгами.

Фред Алжер

Фред Алжер – единственный управляющий из упомянутых нами в этой главе, кто не ушел с Уолл-стрит по окончании бума конца 1960-х годов. Он происходит из богатой мичиганской семьи, получил хорошее образование – закончил престижную Milton Academy, затем учился в Йельском университете, а после этого получил степень MBA Мичиганского университета. Начинал профессиональную карьеру в региональной брокерской конторе, где его отец был директором. Еще в студенческие годы в Мичигане Алжер пришел к выводу, что обладает уникальными инвестиционными квалификациями и «видит то, чего не видят другие люди». От скромности не умрет.

В 1965 году он получил в управление крохотный фондик Security Equity Fund с активами всего в 375 тыс. долларов и добился впечатляющей доходности в 78% годовых, целенаправленно инвестируя в растущие акции. На волне успеха и при поддержке одного международного финансового воротилы с сомнительной репутацей был создан второй фонд – The Alger Fund (уже в 1967 году за многочисленные нарушения действующего законодательства, в том числе чехарду с отчетностью, Комиссия по ценным бумагам предписала фонду ликвидироваться).

Инвестиционная стратегия Алжера была немудреной. В это время свой 270-миллионный фонд поднял Цаи, и Алжер решил покупать то же, что и он, ведь размещение 270 млн долларов должно было вздуть цены на низколиквидные бумаги небольших компаний, в которые вкладывался Цаи. А его предпочтения были известны хорошо – за счет того, что он только что покинул взаимный фонд группы Fidelity, который обязан был свои инвестиции раскрывать. Когда Алжер узнал, что Manhattan Fund Цаи на 80% инвестирован, он ушел в деньги на 40%. Такой простенький прием дал ему в 1966 году второе место в рейтинге фондов [Smith 2002, chapter 11].

Но Алжер и сам любил такие же компании, как Цаи. Он предпочитал «гламурные»[31] акции, из которых самой любимой была Polaroid, объясняя: «Мы никогда не купим “нефтянку”, потому что она никогда резко не взлетит. Акции, которые могут резко взлететь (то есть испытать momentum happening), отметают любые другие вложения, все остальное становится нерелевантным». Как известно, «гламурные» акции обычно дороги (так же как и гламурная одежда, например), но Алжер считал, что о ценах покупки не стоит беспокоиться. Именно ему принадлежит ныне расхожая фраза «покупая дешевые акции, можно обанкротиться». Он, как Карр и Мейтс, инвестировал и в расписки на акции (letter stock). Как я уже объясняла, это помогало стоимости активов фонда, приходящихся на один пай, ведь расписки могли оцениваться волюнтаристски.