Книга Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем - Андрей Теслинов

...

Вот пример наглядности. Пусть под X мы понимаем множество сотрудников какого-то отдела компании. Пусть их будет четверо. То есть само множество состоит из четырех элементов Х = (1,2,3,4). Здесь 1, 2,3,4 – не числа, а обозначения конкретных сотрудников. Теперь попробуем увидеть самым наглядным образом все возможные комбинации групп сотрудников, которые возникают, если мы решим, что они должны объединяться по правилу В(Х). В этом случае все возможное разнообразие групп сотрудников будет следующим (1), (2), (3), (4), (1,2), (1,3), (1,4), (2,3), (2,4), (3,4), (1,2,3), (1,2,4), (1,3,4), (2,3,4), (1,2,3,4), (). Я все учел? Нет только таких групп, где каждый сотрудник образует группу сам с собой, типа (1,1) – они бессмысленны. Просматривая непосредственным образом все эти группы и группки (так я называю группы, состоящие из одного человека, типа (2)), можно выбирать те, которые нам нужны/не нужны.

Ключевым обстоятельством, связывающим концептуальное мышление с исчислением высказываний, надо признать требование совершать прямые непротиворечивые содержательные рассуждения о мыслимых предметах в виде мысленных экспериментов над наглядно представимыми объектами. Вот эти два требования «непротиворечивости» и «наглядности» и есть условия, опираясь на которые природа концептуального мышления «сделала» выбор своего логического инструментария. Оцените ситуацию: непротиворечивый в решениях менеджер, рассуждающий наглядным образом…

...

«Непротиворечивость» и «наглядность» служат основанием так называемой «финитной» точки зрения на логику. «Рассуждения такого рода (прямые содержательные рассуждения в виде мысленных экспериментов над наглядно (представленными объектами – А. Т.) мы для краткости будем называть финитными, а методологическую установку, лежащую в основе этих рассуждений, мы будем называть финитной установкой или финитной точкой зрения. В том же самом смысле мы будем говорить о финитных понятиях и утверждениях, подчеркивая всюду словом „финитный“, что рассматриваемое рассуждение, утверждение или определение придерживается рамок принципиальной представимости объектов и принципиальной выполнимости операций, а тем самым происходит в рамках конкретного рассмотрения». [79]

Нетрудно вообразить, от каких заблуждений и хитросплетений языка окажется защищенным наше мышление, натренированное не на «думском» разнообразии мнений, а на исчислении высказываний. Впрочем, вообразить это все-таки трудно.

Концептуальное… это феноменологически строгое мышление.

Идея заключения мира в «скобки»

...

«Одна беременная львица, отправляясь на добычу, увидела стадо овец. Она бросилась на него, и это усилие стоило ей жизни. Родившийся при этом львенок остался без матери. Овцы взяли его на свое попечение и выкормили его. Он вырос среди них, питался, как они, травой, блеял, как они, и хотя сделался взрослым львом, но по своим стремлениям и потребностям, а также по уму был совершенной овцой. Прошло некоторое время, и вот другой лев подошел к стаду, и каково же было его удивление, когда он увидел собрата-льва, подобно овцам убегающего при приближении опасности. Он хотел подойти к нему, но как только немного приблизился, овцы убежали, а с ними и лев-овца. Второй лев стал следить за ним и однажды, увидев его спящим, прыгнул на него и сказал: „Проснись! Ведь ты лев“. – „Нет! – заблеял тот в страхе. – Я овца“. Даже когда ему сказали, что он лев, он не поверил и продолжал блеять. Тогда пришедший лев потащил его к озеру и сказал: „Смотри! Вот наши отражения, мое и твое“. Овца-лев взглянул прежде на льва, потом на свое отражение в воде, и в тот же момент у него появилась мысль, что он сам лев. Он перестал блеять, и раздалось его рыканье.». [80]

Эту древнюю притчу я привел здесь для того, чтобы с образом льва-овцы в нашем разговоре связалась мысль об иллюзорности наших представлений, не испытанных мысленным отражением некоего озера, которое превращает овцу в льва. Еще в дремучей древности мудрецы понимали, что мы никогда не имеем дело с реальностью, а лишь с ее отражениями в нашем уме: «Мы видим мир таким, каковы мы сами; то, что внутри нас, мы видим вне нас». [81]

«…мастерство художника определяется тем количеством генераций смыслов, которое способно вызвать его произведение у наблюдателя…».

На этом принципе основаны многие виды художественного искусства. Живописное полотно, скульптура, художественный текст дают нам лишь поводы, знаки к тому, чтобы возбудить в нас наше собственное, внутреннее видение реальности. Одна и та же фотография в разных сознаниях или даже в одном и том же сознании, но в разные прикосновения способна вызвать различные, иногда и противоположные образы. И мастерство художника определяется тем количеством генераций смыслов, которые способно вызвать его произведение у наблюдателя.

Однако при схватывании и передаче точного смысла, при конструировании сложных решений мы нуждаемся в другом. Для того чтобы все же увидеть действительность, чтобы из облака смыслов выделить и передать один-единственный, но значимый для конкретного мгновенья, необходимо специальное усилие ума и души.

В XVII веке в европейской философии эта идея обращения к действительности через иллюзию совершила поворот, послуживший началом рождения новой волны откровения и способов постижения действительности. Мы говорим о метафизике, о ее центральной идее существования реальности и мира лишь в качестве содержания наших собственных представлений. Речь идет о трудах Р. Декарта и его последователей.

...

«Я рассмотрел, что требуется вообще, чтобы то или иное положение было истинно и достоверно; ибо, найдя одно положение достоверно истинным, я должен был также знать, в чем заключается эта достоверность. И заметив, что в истине положения „я мыслю, следовательно, я существую“ убеждает меня единственно ясное представление, что для мышления надо существовать, я заключил, что можно взять за общее правило следующее: все, что мы представляем себе вполне ясно и отчетливо, – все истинно. Однако некоторая трудность заключается в правильном различении того, что именно мы способны представлять себе вполне отчетливо». [82]

Впоследствии возникли принципы и способы «правильного» различения того, что именно мы способны представлять себе вполне отчетливо, которые в совокупности организовались в русло так называемой трансцендентальной философии.

...

Лат. transcendentis – выходящий за пределы.

Наиболее заметный след этой философии в природе концептуального мышления оставлен одним из ее направлений – феноменологией. Согласно ее утверждениям, любое явление никогда не воспринимается нами в «чистом» виде. Любое явление для нас – это результат выделения нами в наблюдаемом объекте только того, на что нацеливает наше сознание, его внутренняя установка (намерение, интенция). Поэтому, во-первых, любой факт должен объясняться нами только как наведенный, обусловленный нашим намерением. Все должно выводиться только исходя из намерения наблюдателя, которое чаще всего не осознается, но всегда «причинит» содержание явления. Во-вторых, всякому акту «схватывания» того или иного явления должно предшествовать тщательное исследование своих намерений и настройка установок сознания. В этом состоит конструктивный принцип феноменологии – принцип так называемого феноменологического редуцирования Э. Гуссерля. [83]