Книга Хелена Рубинштейн. Императрица Красоты - Мадлен Лево-Фернандез

Хелена любила рассказывать, как к ней попала бóльшая часть ее коллекции. Случилось это очень необычным образом в начале тридцатых годов: «Это было время, когда в политике уже появился Гитлер. Один немецкий еврей собирался бежать из Берлина и хотел вывезти вагон негритянской скульптуры, но у него не было ни копейки. Я помогла ему уехать. Вот так! Неплохо составить коллекцию из целого вагона африканского искусства!»

* * *

Когда Хелена вернулась в Париж после Первой мировой войны, светская и интеллектуальная жизнь там била ключом. Кубисты, работы которых она отказывалась покупать несколько лет назад, пользовались огромным успехом. Большой Пикассо, которого ей предлагали за 6000 франков, в 1920 году был выставлен на продажу за 60 000 долларов. Она поняла, что пропустила хорошую сделку.

Тогда Хелена решила лучше изучить современное искусство. «Несмотря на занятость, мне всегда удавалось урвать часок, чтобы посидеть в одном кафе Le Dyme, где я виделась со знакомыми и где познакомилась со многими своими друзьями». Именно здесь Хелена впервые увидела Пикассо. Там же она познакомилась с Жюлем Паскином, Андре Дереном и Морисом Вламинком[54]. Как и в случае с коллекцией примитивного искусства, именно страсть к исследованию толкала ее на приобретение работ этих художников, которых дилетанты тогда еще игнорировали. Но она никогда не встречалась с ними в мастерских, только в галереях, чтобы ничто не мешало составить собственное мнение. Иногда она делала выбор сразу же, после первого посещения. Подпись значила для нее мало, на самом деле при выборе ею руководили только эмоции. Она признавалась, что не видела существенных различий между идолом из Габона и Арлекином гениального Испанца (так называли Пикассо), но видела только магическую силу мечтания, которая одинаково просматривается и в буддийской фигурке, и в лице библейского царя, написанного Руо[55]. «Меня интересует только одно – империя эмоций, откуда родом те чары, которые пленяют нас и в царстве сна Шагала, и в роскошных сиамских барельефах. Нет другой ценности у произведения искусства – только создание красоты».

Ее друг Луи Маркусси иногда упрекал ее за склонность к сверхъестественному. Но когда они спорили об искусстве, их мнения идеальным образом совпадали во всем, что касалось «удачно найденного равновесия». Однажды Маркусси сказал ей: «Когда ты хочешь сделать женщин неотразимыми, Хелена, тебя вдохновляет то же сильнейшее чувство, что заставляло друзей твоего отца восхищаться роскошью старинных дворцов, где они устраивали балы, одетые в украшенные мехом и расшитые золотом кунтуши по традиции своих предков. Именно это лежит в основе того лиризма, который я хочу передать в своих натюрмортах».

Если некоторые из друзей не одобряли ее выбор, она возражала так: «Я – коммерсант, и я не могу позволить себе не покупать оптом». При этом Хелена всегда повторяла, что никогда не жалела о сделанных покупках.

Она говорила, что немедленно узнает знак «франкмасонства красоты» у многих художников, с которыми она, несмотря на свою бродячую жизнь, была тесно связана: Рауля Дюфи, Сальвадора Дали, Жана Люрса, Кристиана Берара, Жана Кокто и других[56]. Для Жана Кокто красота была «уловкой природы для того, чтобы привлечь одно существо к другому и упрочить их связь»[57]. Возможно, эти слова были посвящены императрице Красоты?

* * *

Вернувшись в Париж, Мадам познакомилась с Гертрудой Стайн[58], которая приехала в Париж в 1903 году в возрасте двадцати девяти лет, – девушка была плохо одета, но страстно увлечена литературой и искусством. Пьер Кабанн описывал ее в не очень лестных выражениях: «Внешне она напоминала римского сенатора, но позже стала походить скорее на Будду; в ней не было ничего по-настоящему женственного, кроме нежного взгляда, освещавшего ее полное гладкое лицо». Гертруда поселилась в Париже с двумя братьями, Михаэлем и Лео. Последний совершенно случайно открыл Поля Сезанна, которым очень восхищался, и, приехав в Париж, все время наведывался к Воллару[59], у которого, по слухам, были самые прекрасные работы этого художника. Лео повел свою сестру к этому знаменитому галеристу на улицу Лафитт, и они купили «восхитительный маленький пейзаж в зеленых тонах». Потом они вернулись и купили другие работы, не очень дорогие, в основном акварели. В 1905 году проходил «Осенний салон» (его называли «клеткой для диких зверей» из-за представленных там впервые работ фовистов), и Лео увидел в «проклятом зале» «Женщину в шляпе», написанную не известным никому Анри Матиссом. Лео купил ее.

Стайны жили на улице Флерю, и друзья начали все чаще наведываться к ним, чтобы посмотреть на первые работы, положившие начало одной из самых прекрасных коллекций современного искусства того времени. Однажды в маленькой лавочке Лео увидел несколько полотен, которые его очаровали. Продавец сказал, что это картины не известных никому испанских художников. Лео тут же приобрел одну из них, а потом стал торговаться из-за второй – цена показалась ему завышенной. На картине стояла подпись «Пикассо», но это имя было ему совершенно незнакомо. Он отправился домой с двумя картинами. Несколько дней спустя Лео вернулся в магазинчик с Гертрудой, и продавец показал им другие работы этого же художника. Они не были сильно впечатлены, но картины купили. На обратной стороне было написано просто: «Пикассо/13 улица Равиньян/1905».

И они решили познакомиться с самим художником. В своих мемуарах Гертруда Стайн – она всегда говорила о себе в третьем лице – писала, что «Гертруда Стайн и Пикассо поняли друг друга с полуслова»[60]. Она даже утверждала, что сама открыла Пикассо, и хвалилась тем, что оказала на него как на художника самое сильное влияние. Пикассо написал очень много портретов Гертруды. И все же главной страстью Гертруды Стайн была литература. В 1909 году она выпустила свою первую книгу с благодарственным посвящением художнику – один из портретов был написан Пикассо.