Книга Моя сестра - Мишель Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как видите, у нас маленькая школа. Когда я начинала работать здесь, это не было проблемой. Но постепенно, с течением времени, люди переселялись в большие и маленькие города, и все меньше детей, нуждающихся в обучении, остается в деревне. – Мы приходим к галерее, окна которой выходят на школьный двор. Пересчитать движущиеся объекты непросто, но я предполагаю, что здесь не более двадцати учеников. – Раньше было гораздо больше, со всего района, но теперь появились и новые школы. – Она говорит это с таким видом, будто бы почувствовала во рту противный привкус. Новые школы, да что они там знают? – Я не буду врать вам, миссис…
– Джексон, – вставляю я.
– Миссис Джексон.
– Есть другие варианты. Школы больше нашей и ближе к городу. Но здесь мы предлагаем систему образования, разработанную под каждого конкретного ребенка. Индивидуальные образовательные программы. У нас пять преподавателей. Это значит всего по пять детей на одного учителя. – Она открывает еще одну дверь, за которой обнаруживается светлая комната с легким запахом земли. Она быстро втягивает носом воздух. – Дети мастерили глиняные горшки наподобие ацтекских и египетских. Очень полезно для мелкой моторики и развития творческих навыков. К тому же мы обогащаем их обучение знакомством с другими культурами. Важно, чтобы дети научились сочувствию и пониманию, особенно тех, кто не похож на них.
– Согласна, очень важно, – говорю я, мечтая, чтобы кто-нибудь обучал такому в моей школе. Я была не похожа на других, и не помню, чтобы хоть один ребенок мне сочувствовал. До тех пор, пока не объявилась Элли и не преподала одному из них урок, который он никогда не забудет. – Я бы очень хотела, чтобы мои дети посещали местную школу. Хочу познакомиться с деревней, мисс Эндикотт, и строить свою жизнь здесь.
Она улыбается и, кажется, польщена. Мы идем по галерее, она открывает другую дверь, показывая кабинет естествознания.
– Три урока естествознания в неделю, для каждого ребенка. Даже более крупные школы не могут похвастаться таким уровнем, как у нас. – Я слышу шум снаружи, замечаю пару горелок Бунзена и пачек с батарейками, оставленных на лабораторных скамьях. У них есть даже газовые краны, которые определенно не могут быть безопасными для таких маленьких детей. – Вы пришли, куда нужно, уверяю. Я преподаю здесь почти все тридцать пять лет своего рабочего стажа, и я родилась и выросла в Хортоне. Всю жизнь прожила в маленьком коттедже на окраине, недалеко от почты. Потому-то у меня такой дивный сад. – Она останавливает себя, хихикая над своей очевидной наивностью. – Я хочу сказать, что вы не найдете никого, кто знал бы деревню и ее историю лучше меня. – Она закрывает дверь и внимательно рассматривает меня. – Простите, не хочу вмешиваться, но с вами все в порядке? У вас глаза сильно покраснели.
– Много пыльцы в воздухе, – говорю я, доставая платок из кармана. Подношу его к глазам, чтобы слегка промокнуть их, а она продолжает вести меня по коридору, сочувственно положив руку мне на плечо. – Насчет того, что вы говорили, мисс Эндикотт, что знаете деревню так хорошо… Это для меня большая удача. – Предполагаю, что не один только отец может ответить мне на мои вопросы. Если люди в «Матушке Горе» уверены, что некоторые двери лучше держать закрытыми, я найду кого-то, кто знает, как их открыть. – Уверена, вы могли бы ответить на многие мои вопросы.
Мы продолжаем осмотр школы, она показывает мне классные комнаты, компьютерный класс, в котором только что установили компьютеры с «Windows». Мисс Эндикотт объявляет это с такой нелепой гордостью, как будто они совершили революционное открытие. Я задаюсь вопросом, по каким причинам люди могут выбрать эту школу и доверить обучение своих детей этому динозавру.
– Деревня, должно быть, сильно изменилась за прошедшие годы, – начинаю я переводить беседу в нужное мне русло.
Она кивает, соглашаясь, и дальше плетется в своих тяжелых зашнурованных ботинках.
– Много детей выросло на наших глазах. Все они стремились к чему-то большему, лучшему. Так я, во всяком случае, хочу думать. – Она оборачивается и одаривает меня широкой улыбкой с зубами, коричневыми от сигарет, которые она курит в своем кабинете. Я чувствую запах от ее одежды. – Я стараюсь сделать детство запоминающимся, а окружение – благоприятным для их эмоционального развития.
– И я убеждена, у вас близкие отношения с местными семьями. Наверное, даже с разными поколениями, – предполагаю я. Мы проходим мимо двери, выходящей во двор, и она отходит в сторону, пропуская шумную толпу вспотевших детишек, торопящихся внутрь. Она гладит каждого по голове, пока они проносятся мимо.
– Конечно, – объявляет она, закрывая за последним ребенком дверь. Она выглядит почти что оскорбленной, что я усомнилась в этом, ее взгляд замер. – Нет ни одного ребенка из учившихся в этой школе, которого бы я не вспомнила. Но, надо сказать, я удивлена, что вы сегодня здесь. Насколько мне известно, в деревне сейчас нет домов на продажу. Куда, говорите, вы собираетесь переехать?
Замешкавшись на минуту, я сочиняю для ответа имена для пары вымышленных детей, используя для этого свою фамилию и имя матери.
– Мы пока в поисках участка. Сперва нашли деревню, и я просто влюбилась в нее. Мы были здесь всего пару недель назад, и мои малыши, Гарри и Кесси, бегали по округе… – Я смотрю на потолок, делая вид, что погрузилась в воспоминания о том, как они резвятся в полях, как парочка фон Траппов.
Мисс Эндикотт делает шаг назад, ее лицо бледнеет. Она провожает меня вперед, на секунду я задумываюсь, не обидела ли ее чем-то, хотя не понимаю, чем могла бы, хоть убей. Я пытаюсь сдвинуть беседу с мертвой точки.
– Нам осталось только определиться с домом. Очень сложно найти свободный дом в таком небольшом и живописном месте. Но неподалеку есть чудесные частные домики. Один из них я видела на пути сюда. Вполне новый, с двумя фронтонами и широким дугообразным въездом, удаленным от дороги. Нам бы он подошел идеально.
Она останавливается у приемной, разглаживает рукой загнутый уголок детского рисунка, висящего на стене.
– Не уверена, что понимаю, какой дом вы имеете в виду. – Меня заинтриговало, что она не может пересечься со мной взглядом. Невозможно верить тому, кто не смотрит тебе в глаза. Именно по этому признаку я определила, что мой отец, говоря, что я не должна была приезжать, действительно имел это в виду – он тогда смотрел прямо на меня.
– Вот как? Его невозможно не заметить, – настаиваю я. – Последний дом справа, перед въездом на основную территорию деревни, если ехать от Эдинбурга. Около двадцати минут пешком отсюда. Там еще вывеска. «Матушка Гора». – Я хочу, чтобы она признала, что знает дом моей семьи. Не может быть, чтобы не знала, как и не может быть, чтобы она не знала мою сестру. Она же помнит каждого ребенка, а в какую еще школу могла бы ходить Элли?
– А, тот, – произносит она неуверенно. – Да, я знаю его. – Она долго смотрит на меня, морщит нос, тряхнув головой, перед тем как добавить:
– Не думаю, что он продается. – Я решаю надавить еще, аргументировав тем, что видела, как люди приезжают и выезжают оттуда. Я так хочу спросить ее про свою сестру, про семью, про то, помнит ли она меня, и знает ли, почему меня отдали. Кто-то должен знать. Но прежде чем я успеваю задать следующий вопрос, она продолжает говорить: