Книга Записки капитана флота - Василий Головнин

Скоро после сего поднялись мы на гору и увидели обширную долину, а вдали город Хакодаде. Потом, спустившись с горы, пришли мы на последний ночлег в селение, называемое Онно. Сие селение есть величайшее из всех, чрез которые мы проходили, и по местному своему положению самое лучшее. Оно находится в обширной долине, имеющей в окружности верст двадцать пять или тридцать, с трех сторон окружена она высокими горами, защищающими ее от всех холодных ветров, а с южной стороны находится Хакодадейская гавань и Сангарский пролив. Долина орошается множеством небольших быстротекущих речек и ручьев. Селение Онно стоит, так сказать, в саду: каждый дом имеет при себе обширный огород и сад. Кроме всякого рода обыкновенной в Европе огородной зелени мы видели и деревья с плодами: яблони, груши, персиковое дерево, а сверх того местами коноплю, табак и сарацинское пшено. Онно находится верстах в семи от Хакодаде.

Здесь не излишним будет заметить насчет многолюдства и трудолюбия японцев, что по всему берегу, по коему мы шли, протягивающемуся почти 1100 верст (японцы считают от Кунашира до Хакодаде берегом 255 ри, из коих каждая имеет с небольшим 2000 сажен нашей меры), нет ни одного залива, ни одной заводи или даже изгиба берега, где бы не было многолюдных селений[37]; даже между селениями на летнее время становятся шалаши, в которых живут люди. Все они вообще занимаются рыбной ловлей, добываемую рыбу солят и сушат, также достают морские раковины и сушат их. Равным образом сбирают приносимое к берегу в великом количестве морское растение, называемое русскими в том краю морской капустой, которую, расстилая на песке, сушат, потом складывают в кучи, похожие на сенные копны, и покрывают рогожами, пока не придет время грузить оную в суда для отправления в порты главного их острова Нифона. Море ничего не производит такого, чего бы японцы не ели: всякого рода рыба, морские животные, раковины, растения морские, трава, растущая на каменьях, – все это употребляется ими в пищу, и потому-то великое множество людей занимается беспрестанно прибрежными промыслами для прокормления невероятного народонаселения Японии.

Верстах в ста пятидесяти или двухстах от Хакодаде кончаются курильские селения[38] и начинаются японские; их разделяет небольшая, но весьма быстрая река, чрез которую мы по причине недавно бывших дождей с немалым трудом могли переехать. Курильские селения большей частью невелики и состоят из хижин, нет при них ни огородов, ни садов, и вообще имеют они вид бедности. Одни только японские домики между ими, в которых живут начальники или приставы японские и приказчики, надзирающие над промыслами, порядочно построены, содержатся очень опрятно и окружены огородами и садами.

Японские селения, напротив того, имеют совсем другой вид: они очень обширны, расположены правильно улицами, строение все деревянное, но весьма чисто отделанное; при всяком доме есть огород, а при некоторых и садик. Во всей Японии нет другого строения, кроме деревянного. Японцы несколько раз нам говорили, что они могли бы и каменные дома строить, не хуже других народов, но землетрясения, часто у них бывающие, того не позволяют. В улицах и в домах опрятность удивительная; народ гораздо живее, и на всех лицах заметно удовольствие. Впрочем, и о курильцах нельзя сказать, чтоб они казались печальными; вообще матсмайские курильцы довольно высоки, статны, проворны и гораздо виднее и мужественнее, нежели наши курильцы или те, которые обитают на островах Итурупе и Кунашире.

8 августа поутру конвойные наши стали приготовляться к церемониальному входу в город, надели они новое платье, латы и военные свои шляпы. Завтрак нам дали гораздо лучше обыкновенного, а именно курицу в соусе с зеленью, очень хорошо приготовленную, что у них почитается одним из самых лакомых кусков, а это не добро предвещало. Мы еще прежде несколько раз заметили в дороге, что если японцы должны были сделать для нас что-нибудь неприятное, то всегда прежде потчевали лучше против обыкновенного, и в сем случае точно так было. Лишь только кончили мы свой завтрак, как намбуские солдаты, отправленные с нами из Кунашира, посредством своего курильского переводчика и нашего Алексея по обыкновению своему торжественным образом (когда японцы хотели о чем-либо нас известить, то всегда делали это с некоторой важностью и торжественно: сами становились в ряд против нас, переводчик их и наш Алексей становились на колени между ними и нами; потом провозглашаемо было, чтобы все предстоящие молчали, и тогда уже старший из них начинал объяснять дело тихим голосом и медленно своему переводчику, тот Алексею, а он нам) объявили нам, что, к великому их сожалению, они не могут нас ввести в город иначе, как завязав нам руки по-прежнему, так точно, как мы были отправлены из Кунашира, и тотчас приступили к делу без дальних обиняков.

Гоонзо с своими товарищами и намбуский офицер, узнав о сем, не хотели, чтоб руки у нас были завязаны назад, но солдаты не соглашались на это и делали свои представления с учтивостью. Тут у них начался спор, который продолжался более четверти часа. Солдаты часто упоминали кунаширского начальника (надобно думать, что они ссылались на его приказание непременно доставить нас в Хакодаде связанных) и настояли на своем, но Гоонзо отправил с донесением о сем деле в Хакодаде нарочного, который нас встретил верстах в двух или трех от Онно с повелением развязать нам опять руки, что в ту же минуту и было исполнено.

Не доходя верст трех до города, мы остановились в одном домике ожидать, пока пришлют повеление вести нас; между тем из Хакодаде вышло великое множество обоего пола и всякого возраста людей. Из мужчин некоторые были верхами в шелковом платье, одежда их и убор на лошадях показывали, что они люди хорошего состояния. Наконец нас повели скоро после полудня с большим парадом между многочисленного стечения народа, которым обе стороны дороги были усеяны. Зрители были весьма скромны: я нарочно примечал, с каким видом они на нас смотрят, но не заметил ни у кого из них на лице какого-либо сурового вида или показывающего презрение или ненависть к нам, а чтобы делать какие обиды или насмешки, то и похожего на это не было.

Наконец ввели нас в город, где народу было еще более, так что конвойные наши с трудом могли очищать дорогу. Пройдя городом с полверсты по одной длинной, весьма узкой улице, поворотили мы налево в переулок, который вел в чистое поле. Тут на возвышенном месте увидели мы определенное для нас здание, вид оного поразил меня ужасом. Мы могли видеть только длинную его крышу, судя по коей, можно было заключить о пространстве оного. Самое же строение было закрыто от взора нашего деревянной стеной, которую украшали большие железные рогатки, а кругом стены обведен был немного пониже ее земляной вал, обвешанный на сей случай полосатой материей. Подле ворот был караульный дом, в коем сидели чиновники, а от караульного дома по дороге, где мы шли, стояли солдаты в полном воинском уборе в расстоянии сажен двух один от другого и с разным оружием, как то: один с ружьем, другой со стрелами, третий с копьем и т. д. Офицеры были перед фрунтом.