Книга История античного атлетизма - Юрий Шанин

«А вот как, Аполлон, у которого на лице следы от ударов, которые он получил в кулачном бою от противников, особенно от бебрикийца Амика во время морского похода с Ясоном».[219]

Самой подробной поэтической разработкой этого мифологического сюжета является, пожалуй, описание встречи Полидевка с Амиком в «Аргонавтике» Аполлония Родосского.

Драматическое напряжение зарождается и нагнетается уже в грозном обращении грубого и надменного царя бебриков к аргонавтам: своеобразная «психическая атака» на пришельцев (II. С. 11–16).

Максимальная детализация всех атлетических и просто бытовых подробностей в рассказе о самом агоне и предшествующей ему подготовке в очередной раз показывает читателю, сколь близки и знакомы все эти детали были не только автору, но и каждому эллину.

Выбрав себе жесткие ремни, вырезанные из бычьих шкур, и с помощью товарищей обернувши ими кулаки, бойцы изготавливаются для более чем бескомпромиссного поединка. Колебания и промедления тут неуместны, ибо один спешит проучить очередного «морского бродягу», а другой – не только защитить эллинскую честь, но и просто получить для себя и своих спутников возможность следовать дальше:

Сразу они, вверх подняв пред лицом свои тяжкие руки,Бросились друг на друга, взаимно грозя своей силой.Бебриков царь, как в море волна на корабль быстроходныйТяжкая, вдруг ополчившись, бежит, а корабль не намногоОт нее ускользает разумного кормчего знаньемВ тот самый миг, как прибой хочет о борт удариться с силой,Так же с угрозой Амик Тиндарида теснил, не даваяОтдохнуть. Тот же, все невредим оставаясь, искусноУскользал от наскоков. И к ходу сурового бояПрисмотрясь, где бы ни был Амик иль сильней, иль слабее,Всюду всегда свои руки с его сочетал он руками,Словно как брусья ладьи, что гвоздям противятся острым…[220]

(И, 67–79)

И далее неожиданно следуют сравнения (мирные сравнения!) с работой умелых плотников – поэтический прием, который успешно применял еще Гомер.

Но напряжение агона нарастает:

…и скрежет зубовныйНе переставал, и они удар за ударом вслед слали,Недохватка дыханья пока не сломила обоих.

(II, 82–84)

После этого агонисты вынуждены «взять тайм-аут». И этот, и последующие этапы схватки также описаны с предельным реализмом:

Ставши немного поодаль, с лица они стерли обильныйПот, и с трудом они оба дыхание переводили.Вновь затем поднялись друг на друга, быкам наподобье,Что из-за телки, ярясь, рядом с ними пасущейся, спорят.Тут поднялся вдруг Амик на кончики пальцев, весь кверху,Как быкобойца, на длинных ногах подтянулся, и рукуТяжкую над Полидевком занес. Но тот выдержал натиск.Голову вбок отклонил и удар на плечо себе принял.Сам же, на шаг один от врага отступив, со всей силойСтрашный удар нанес ему по уху, и раздробилисьКости. От боли Амик на колени упал. ЗакричалиТут герои минийцы. Амик же с душой распростился.

(И. 85–97)

Весьма интересно, что далее греки в разгоревшейся битве с бебриками победоносно демонстрируют приемы не только кулачного боя, но и панкратия, и того, что сегодня мы называем «самбо». И это в определенной мере доказывает, что весь агонистический арсенал зародился не только на мирных игрищах, но и (в первую очередь) на войне. И вновь мифологические образы выступают на фоне реальных жизненных обстоятельств.

Среди анекдотов, приведенных Элианом, есть рассказ о локрийце Евтиме – тоже славном кулачном бойце, удивительном силаче. В легенде, между прочим, говорится, что «…Евтим положил конец бесчинству темесского героя, взыскивавшего дань с окрестных жителей. Придя в его храм, недоступный для посетителей, Евтим вступил в единоборство с героем и заставил его вернуть не только все, что он награбил, но даже больше».[221]

Разумеется, слово «герой» здесь употреблено Элианом не в высоком, а в религиозно-иерархическом значении. Настоящим героем (в современном понимании) оказывается атлет, а его противник – откровенный разбойник.

В мифах этого цикла отражена вера народа в героев-защитников. Естественно, что в их роли выступают могучие и разносторонние атлеты. Здесь уместна, на наш взгляд, параллель с русскими былинными богатырями Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и многими другими.

Кроме того, эти мифы – символ постоянного превосходства греков над варварами: Геракл побеждает Антея, Тесей – Керкиона, Полидевк – Амика и т. д.[222]

Иноземец никогда не побеждает эллина, ибо для мифа это противоестественно. Впрочем, и в действительности греческие отряды сравнительно редко терпели поражение от врагов. А в мифе следует искать связь с реальностью.

Эту же мысль четко высказал Плутарх: «Умолять и быть побежденным – дело варваров, а эллины могут лишь побеждать в сражении или умирать».[223]

По статьям существовавших уставов иностранцы не допускались к участию не только в Олимпийских, но и почти во всех прочих играх. Отклонения от этого правила, как уже говорилось, были весьма редки, свойственны больше эллинистической и римской эпохам и чаще случались в колониях, а не в метрополии.

В Горгиппийском агонистическом каталоге победителей на празднике Гермеса (’Ερματα (Hermaja)) встречаются негреческие имена, а 14 участников имеют эти имена в качестве отчеств (В. Латышев, 1887; М. Кубланов, 1954; Э. Берзин, 1961).

М. Кубланов, например, говорит об этом как о незаурядном явлении: «…мы можем отметить для горгиппийских агонов любопытную и существенную подробность – допущение к священным празднествам не только эллинов, но и выходцев из местного населения. Это одно из проявлений своеобразия социального строя и культуры Боспорского царства как государства греко-варварского».[224]