Книга Хороший отец - Ной Хоули

В Тегеране пятьдесят два американских дипломата попали в заложники в американском посольстве. Хинкли сидел у окна в самолете из Коламбуса в Дейтон. Он сочинял письмо Джоди. В кинофильме своей жизни он был главным героем, которому достается девушка. Мысленно он уже достиг всего. Он подойдет к президенту и пожмет ему руку. В другой руке у него будет пистолет. Каждая выпущенная им пуля стает ангелом, который воссядет рядом ним на небесах.

Позже на видео дейтонского митинга увидят Хинкли, стоявшего менее чем в двадцати футах от президента.

В фильме Тревис говорил Бетси:

– Надо обзавестись таким плакатиком: «Однажды я стану организозованным».

– В смысле «организованным»?

– Организозованным. Организозованным. Это шутка. Ор-Га-Ни-Зо-Зо-Ван-Ным!

– Ах, организозованным… Как таблички в офисах с надписью: «Не… откладывай!»?

6 октября в Нешвилле, Теннесси, Хинкли задержала полиция аэропорта – в его багаже нашли пистолеты. Оружие конфисковали, а Хинкли оштрафовали на 62 доллара 50 центов. Он полетел в Даллас и купил новые пистолеты.

20 октября Хинкли улетел домой к родителям. Он нутром чувствовал, что ему не угнаться за вращением мира. Он не справлялся со своими побуждениями, и солнце иногда слепило так, что он не выходил из дома. Однажды ночью он высыпал в ладонь голубые таблетки, смешал их с желтыми. Проснулся он в больнице. По настоянию родителей стал посещать психиатра.

Психиатр счел Хинкли эмоционально незрелым. Он советовал родителям давать ему меньше денег.

4 октября 1980 года Рональд Рейган был избран сороковым президентом Соединенных Штатов, победив в 44 штатах на 489 избирательных участках, против 49 у Джимми Картера.

В декабре Хинкли улетел в Нью-Йорк. Это был город Тревиса Бикла, маленьких проституток и крови на мостовой. В канун Нового года он обдумывал самоубийство перед домом «Дакота», на том самом месте, где Марк Дэвид Чепмен недавно стрелял в Джона Леннона. Казалось, куда ни глянь, увидишь такого молодого человека с рассеянным взглядом и пальцем, зудящим от желания нажать на курок. Хинкли несколько часов простоял под ярко светящимися окнами. Куртка на нем была жиденькая, он замерз и вернулся в отель.

В ту же ночь он наговорил на магнитофон: «Джон Леннон мертв. Миру конец. Забудь о нем. Будет просто безумием, если я продержусь в нем первые несколько дней… Я все еще жалею, что должен уйти с 1981-м… не понимаю, зачем люди хотят жить. Джон Леннон мертв… Я все думаю… все время думаю о Джоди. На самом деле, ни о чем другом не думаю. О ней и о том, что Джон Леннон мертв. Они как будто связаны…

Я смертельно ненавижу Нью-Хейвен. Я бывал там много раз – не выслеживал ее, просто искал… Я собирался сводить ее куда-нибудь, но не знаю… я даже на это не способен… этот город станет городом самоубийц. То есть мне-то все равно. Только Джоди еще что-то значит. Если я что сделаю в 1981-м, то только ради Джоди Фостер.

Я одержим Джоди Фостер. Я должен, должен найти ее и поговорить, лично или еще как… Я хочу одного – чтобы она знала о моей любви. Я не хочу ей зла… Кажется, лучше бы мне вовсе не встречаться с ней, не на этой земле, чем она будет с другими. Я не хотел бы оставаться на земле без нее».

Отец Хинкли встретил его в аэропорту Колорадо. Это было 7 марта 1981-го. Он дал сыну 200 долларов, которыми Хинкли расплатился за мотель в Денвере. Он сидел в номере и смотрел телевизор, пока деньги не кончились.

Впоследствии, на суде, Джек Хинкли выдавит: «Я – причина трагедии Джона. Мы выгнали его из дома, а он не мог жить один. Я всей душой хотел бы сейчас поменяться с ним местами». Он расплачется в носовой платок, а его жена с плачем покинет зал суда.

Отцы и сыновья. Чего бы мы не отдали, чтобы поменяться местами с нашими мальчиками, взять на себя их страдания, облегчить их боль.

На следующий день мать Хинкли отвезла его в аэропорт. Они вместе просидели десять минут в зале отправления, и оба молчали. Наконец Джон открыл рот. Он сказал: «Хочу поблагодарить тебя, мама, за все, что ты делала для меня все эти годы». Это звучало как последнее слово.

Он на один день полетел в Голливуд. Солнце светило слишком ярко, на улицах было полно ненормальных. 26 марта он сел в автобус на Вашингтон. Земля разворачивалась перед ним, как человеческий язык. Три дня спустя он зарегистрировался в вашингтонском «Парк-отеле». В багаже у него были пистолеты. На ночь он клал один под подушку, второй на тумбочку у кровати, со взведенным курком. 30 марта он позавтракал в «Макдоналдсе». Возвращаясь в отель, купил «Вашингтон Стар». На газетном листе увидел, что президент Рейган через несколько часов будет выступать перед рабочим съездом в вашингтонском «Хилтоне». От этих слов перед глазами у него заплясали цветные пятна.

Он принял душ и проглотил таблетку валиума; испугался, что одной будет мало, и выпил еще одну. Он зарядил «Ром RG-14» разрывными пулями, купленными за девять месяцев до того в магазине Лаббока. Потом сел и написал последнее письмо женщине своей мечты.

«Милая Джоди, вполне возможно, я сегодня погибну, пытаясь добраться до Рейгана. Именно поэтому я сейчас пишу тебе это письмо. Как ты уже знаешь, я тебя очень люблю. Я оставил тебе десятки стихов, писем и признаний в любви в слабой надежде, что ты мной заинтересуешься. Мы пару раз говорили по телефону, но я так и не осмелился подойти к тебе и представиться. Не только от застенчивости, но и потому, что не хотел докучать тебе своим навязчивым присутствием. Я понимаю, что множество писем, оставленных у твоих дверей и в почтовом ящике, – тоже навязчивость, но считал, что это менее болезненный способ выразить свою любовь к тебе. Я очень рад, что ты хотя бы запомнила мое имя и знаешь о моих чувствах. А болтаясь у твоего общежития, я понял, что стал темой для болтовни, хотя бы и полной насмешек. Как бы то ни было, знай, что я всегда буду любить тебя. Джоди, я бы и думать забыл убивать Рейгана, если бы мог завоевать твое сердце и прожить с тобой до конца жизни, хотя бы и в полной безвестности. Признаюсь, что совершаю эту попытку только потому, что мне не терпится произвести на тебя впечатление. Я должен как-то заставить тебя понять, без тени сомнения, что делаю это ради тебя! Жертвую свободой, а возможно и жизнью, чтобы ты переменила свое мнение обо мне. Это письмо написано за час до того, как я уйду к отелю «Хилтон». Джоди, я прошу тебя, пожалуйста, загляни в свое сердце и дай мне хотя бы шанс заслужить этим историческим деянием твое уважение и любовь.

Твой навсегда, Джон Хинкли»

Позже, на предварительном слушании Джоди Фостер будет давать показания как свидетельница. Прокурор встанет перед ней.

– А теперь относительно этого Джона В. Хинкли, – скажет он. – Посмотрев на него сегодня в суде, вы припоминаете, что видели его раньше?

– Нет.

– Вы отвечали на его письма?

– Нет, не отвечала.

– Вы чем-либо поощряли его внимание? – спросит прокурор.

– Нет.