Книга О старых людях, о том, что проходит мимо - Луи Куперус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотрите… – сказала grand-maman и указала своим тоненьким дрожащим пальцем.
– Что там? – спросили мужчины и стали всматриваться.
– Мне показалось…
– Что?
– Мне показалось, что там… там, под деревьями… что-то идет…
– Что там может идти?
– Не знаю… кто-то идет…
«Она заговаривается», – подумал доктор.
– Нет, Отилия, – сказал Такма, – там ничего нет.
– Ничего? И никто никуда не идет?
– Нет…
– А мне показалось, что-то такое туманное… проходит мимо…
– Да-да… так-так, туман и есть, – сказал доктор.
– Да, – сказал Такма, – это туман…
– Не поздновато ли ты пойдешь домой, Такма, – сказал доктор.
– У меня теплое пальто…
– Так-так…
– Шелестят листья, – сказала Пожилая Дама. – И воет ветер. Скоро зима…
– Так… да-да, скоро зима. Еще одна…
– Да, – сказала Пожилая Дама. – Последняя… последняя зима…
– Нет-нет-нет-нет! – воскликнул доктор не без самодовольства. – Последняя! Под моим присмотром ты доживешь до ста лет, Отилия!
Такма закивал головой.
– Больше шестидесяти лет…
– Что-что? – испугался доктор.
– Назад…
– Что ты говоришь? – взвизгнула Пожилая Дама.
– Я говорю, – сказал Такма, – что Отилии, твоей дочери, уже шестьдесят…
– Да…
– И уже больше шестидесяти лет… больше шестидесяти лет…
– Что? Что больше шестидесяти лет назад? – испугался доктор.
– Прошло с тех пор как… Деркс… утонул… – сказал Такма и закивал головой.
– О! – застонала Пожилая Дама, и с трудом закрыла лицо плохо слушающимися руками. – Не говори об этом! Зачем ты об этом говоришь?
– Я ничего не говорю…
– Нет-нет-нет-нет! – пробормотал доктор. – Не говори, не говори… Мы никогда об этом не говорим… Да, так, с чего это ты вдруг начал? Нет-нет-нет-нет… Само по себе не страшно, но Отилия переживает.
– Нет, – сказала Пожилая Дама ровным тоном. – Я уже не переживаю… я слишком стара… Я только сижу и жду… Смотрите, вон там ничего не движется?
– Где?
– В саду напротив… или вон там на улице… что-то белое….
– Где? Так-так, ах вон там, вон там… Нет, Отилия, это туман…
– Листья… листья шелестят…
– Да-да-да, осень, зима…
– Последняя, – сказала Пожилая Дама.
Доктор пробормотал неотчетливое «нет-нет-нет», Такма продолжал кивать головой. Какое-то время все молчали. Да, прошло больше шестидесяти лет… Они видели это все трое; старый Такма и Пожилая Дама видели, как это происходит, доктор видел, как это произошло. Он сразу понял и догадался и знал, знал все эти годы. Давным-давно, много лет назад, он любил Отилию, он, юноша, намного младше, чем она, и был даже момент, когда он требовал, настойчиво, потому что знал… Те события он давно уже похоронил в своей душе, но сейчас он видел, видел, как это произошло… больше шестидесяти лет назад.
– Мне пора, – сказал Такма, – а то… станет совсем поздно…
Он с трудом встал с кресла и при этом подумал, что сегодня не порвал ни одного письма. Это нехорошо, но от разрывания писем у него болели пальцы. Старый доктор тоже встал и дважды позвонил в звонок: вызов компаньонки.
– Мы уходим, юфрау[19]…
В комнате уже стало совсем темно.
– До свидания, Отилия…
Такма пожал чуть приподнявшуюся руку в митенке.
Внизу в гостиной Такму ждала Отилия Стейн де Вейрт.
– Детка, ты все еще здесь?
– Да, господин Такма… Я провожу вас до дому. Вы сегодня так засиделись, Элли тоже переживала, и Адель наверняка волнуется…
– Хорошо, детка, хорошо, проводи старика домой…
Он взял ее под руку и тотчас засеменил неровными шажками за дверь, которую перед ними открыла Анна.
– Юфрау, – обратилась Пожилая Дама на втором этаже к компаньонке, намеревавшейся зажечь лампу. – Погодите минуту и взгляните… вон туда… скажите… вон там по улице, по опавшим листьям… там ничего не движется… ничего белого?
Компаньонка выглянула на улицу.
– Нет, мефрау, ничего. Но встает туман. Господин Такма сегодня чересчур припозднился.
Она закрыла ставни и зажгла лампу. Пожилая Дама съела ежедневную тарелку супа, после чего компаньонка вместе с Анной отвели ее в кровать.
Вечером на вокзале в Брюсселе их встретил господин Паус-старший.
– Дорогой мальчик… дорогой мальчик, здравствуй! Ах, это и есть твоя женушка: от души поздравляю, дитя мое!
И он обнял своими длинными руками сначала Лота, потом Элли.
– Я снял для вас комнату в Метрополе, но надеюсь, что вы придете ко мне ужинать. Тогда получится, что в день вашей свадьбы я тоже поучаствую в празднике. Вы ведь, я думаю, не слишком устали с дороги! На поезде тут ехать удобно. Чемоданы отправим прямо в отель. А сами отправимся ко мне: у меня тут экипаж. Ну как, втроем поместимся? Да-да, отлично, в тесноте да не в обиде!
Пауса-старшего, бодрого и энергичного господина лет семидесяти, Элли видела второй раз в жизни; первый раз они с Лотом посетили его вскоре после помолвки. В нем было что-то решительное и властное, сочетающееся с веселой жизнерадостностью – особенно сейчас, при встрече с Лотом. Он повез их к себе на квартиру, потому что жил по-холостяцки, en garçon[20]. Сам открыл входную дверь, быстро заплатив кучеру – прежде чем это успел сделать Лот, – и велел молодоженам подняться по лестнице. Сам зажег газ в рожке.
– По вечерам я обхожусь без прислуги, как вы видите. Для уборки по утрам приходит femme de ménage[21]. А обедаю я обычно в ресторане. Сначала я хотел и вас угостить в ресторане. Но потом решил, что дома уютнее. Вон туда, пожалуйста!
В комнате он тоже зажег газовый рожок – быстрым легким движением, точно юноша. Элли улыбнулась, глядя на него. Стол был уже накрыт, на нем стояли цветы и несколько бутылок шампанского «Эдсик» в ведерке со льдом.
– Добро пожаловать, дорогие мои дети! – сказал старик и поцеловал Элли.
Он помог ей снять шляпку и пелерину и отнес их в спальню.
