Книга Школьные дни Иисуса - Джозеф Максвелл Кутзее

– Боливар! – вскрикивает мальчик. Боливар лениво возвращается к его ногам.

– Боливар ведет себя так, будто он царь, – говорит он, Симон. – Будто встретил джинна. Думает, что все вокруг должны ему уступать. Пусть-ка передумает. Может, желания его исчерпаны. Или джинн состоял из одного дыма.

– Боливар – царь всех собак, – говорит мальчик.

– Если даже он царь собак, от автомобиля его это не спасет. Царь всех собак, в конце концов, – просто собака.

По невесть какой причине мальчик сегодня не оживлен, как обычно. За ужином – картофельное пюре, подлива, горошек – веки у него тяжелеют. Он безропотно укладывается спать на диван.

– Спи крепко, – шепчет он, Симон, целуя его в лоб.

– Я делаюсь малюсенький-премалюсенький, – говорит мальчик хриплым полусонным голосом. – Я делаюсь малюсенький-премалюсенький – и падаю.

– Падай, – шепчет он. – Я за тобой тут присмотрю.

– Я призрак, Симон?

– Нет, ты не призрак, ты настоящий. И ты настоящий, и я. Спи.

Утром он пободрее.

– Что будем сегодня делать? – спрашивает он. – Можно нам на озеро? Я хочу еще на лодке покататься.

– Не сегодня. На озеро сможем съездить, когда Диего и Стефано будут здесь, мы им покажем окрестности. Давай лучше на футбол? Я куплю газету и посмотрю, кто играет.

– Я не хочу смотреть футбол. Это скучно. Давай пойдем в музей?

– Хорошо. Но ты музей на самом деле хочешь навестить или Дмитрия? Чем он тебе так нравится? Тем, что конфеты дает?

– Он со мной разговаривает. Рассказывает мне разное.

– Истории?

– Да.

– Дмитрий – человек одинокий. Он вечно ищет, кому бы рассказать историю. Его чуточку жалко. Ему бы подругу.

– Он влюблен в Ану Магдалену.

– Да, он мне говорил – и всем, кто согласится слушать. Ане Магдалене от этого наверняка неловко.

– У него есть картинки с женщинами без одежды.

– Ну, меня это не удивляет. Такие есть у мужчин, которым одиноко, – у некоторых мужчин. Они собирают картинки с красивыми женщинами и грезят, как бы им было с ними рядом. Дмитрию одиноко, и он не знает, что со своим одиночеством делать, и потому, когда не ходит, как собака, по пятам за сеньорой Арройо, он рассматривает картинки. Мы его не виним, но ему не следовало бы показывать их тебе. Это нехорошо – и Инес рассердится, если узнает. Я с ним поговорю. Он и другим детям их показывает?

Мальчик кивает.

– Что еще ты мне можешь рассказать? О чем вы с ним разговариваете?

– О другой жизни. Он говорит, что будет с Аной Магдаленой в другой жизни.

– И все?

– Он говорит, что и я могу с ними быть в другой жизни.

– Ты и еще кто?

– Я один.

– Я с ним точно поговорю. Поговорю и с Аной Магдаленой. Недоволен я Дмитрием. Не думаю, что тебе стоит с ним общаться. Давай, доедай завтрак.

– Дмитрий говорит, что у него похоть. Что такое похоть?

– Похоть – болезнь, которой страдают взрослые, мой мальчик, обычно взрослые мужчины вроде Дмитрия, которые слишком много времени проводят в одиночестве, без жены или подруги. Что-то наподобие боли, как голова болит или живот. От нее возникают фантазии. От нее они воображают себе всякое, чего нет на самом деле.

– Дмитрий страдает похотью из-за Аны Магдалены?

– Давид, Ана Магдалена – замужняя женщина. Ей есть кого любить – своего мужа. Она может с Дмитрием дружить, но не может его любить. Дмитрию нужна своя женщина, которая будет его любить. Как только он найдет себе женщину, которая его полюбит, он вылечится от всех напастей. Ему больше не нужно будет смотреть на картинки – и рассказывать каждому встречному, как сильно он преклоняется перед дамой с верхних этажей. Но я уверен, что он тебе признателен, раз ты его слушаешь и хороший друг ему. Уверен, ему это помогает.

– Он сказал одному мальчику, что собирается себя убить. Собирается пустить пулю себе в голову.

– Какому мальчику?

– Другому.

– Невероятно. Мальчик наверняка не понял. Дмитрий не собирается себя убивать. Более того, у него нет пистолета. В понедельник утром, когда поведу тебя в школу, потолкую с Дмитрием и спрошу, что с ним и как ему помочь. Может, когда мы все поедем на озеро, позовем с собой Дмитрия. Как думаешь?

– Да.

– А пока я не желаю, чтобы вы с Дмитрием оставались один на один. Понял? Ты понял, что я сказал?

Мальчик молчит, отводит взгляд.

– Давид, ты понимаешь, что я говорю? Это серьезное дело. Ты не знаешь Дмитрия. Ты не знаешь, почему он тебе доверяется. Ты не знаешь, что у него на душе.

– Он плакал. Я видел. Он прятался в чулане и плакал.

– В каком чулане?

– В чулане, где метлы и все такое.

– Он рассказал тебе, почему плакал?

– Нет.

– Ну, когда у нас тяжело на сердце, часто полезно поплакать. Видимо, что-то тяготит Дмитрию сердце, и, раз он поплакал, сердце у него теперь не такое тяжелое. Я с ним поговорю. Выясню, что случилось. Разберусь как следует.

Глава 11

Сказано – сделано. В понедельник утром, доставив Давида на занятия, он отыскивает Дмитрия. Обнаруживает его в одном из выставочных залов: стоя на стуле, при помощи перьевой метелки на длинной ручке Дмитрий смахивает пыль с картины в раме, высоко на стене. На картине – мужчина и женщина, довольно формально облаченные в черное, на лужайке среди леса, перед ними расстелена скатерть для пикника; на заднем плане мирно пасется стадо.

– Найдется минутка, Дмитрий? – говорит он.

Дмитрий спускается, встает перед ним.

– Давид сказал, что вы приглашаете детей из Академии к себе в комнату. А еще он мне сказал, что вы им показываете фотокарточки с голыми женщинами. Если это правда, я требую немедленно это прекратить. Иначе для вас будут серьезные последствия, о которых нет нужды говорить вслух. Вы меня поняли?

Дмитрий сдвигает фуражку на затылок.

– Вы думаете, я растлеваю хорошенькие юные тела этих детей? Вы меня в этом обвиняете?

– Ни в чем я вас не обвиняю. Уверен, ваши отношения с детьми совершенно невинны. Но дети воображают себе всякое, преувеличивают, болтают друг с дружкой, с родителями. Вся эта история может выйти боком. Вы не можете этого не понимать.

В зал забредает молодая пара – первые сегодняшние посетители. Дмитрий возвращает стул на место в углу, усаживается на него, держа метелку торчком, как копье.

– Совершенно невинны, – говорит он вполголоса. – Вы говорите мне в глаза: совершенно невинны? Да вы шутите, Симон. Вас же так зовут – Симон?