Книга Кукла на качелях. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская

Какого черта он спокойно гуляет по эту сторону колючей проволоки?!

Хгар не обиделся на мои слова – во всяком случае, на вид. Беспечно хлопнул меня по плечу грязной лопастью ладони.

– Будь проще, Эл, и к тебе потянутся люди! – возгласил он. – Кстати, Музыкант говорил тебе, за что его посадили?

Я кивнул с неразборчивым мычанием. Хгар изумился:

– Что, неужели говорил?

Нет, похоже, все-таки не знает. Иначе не стал бы так долго муссировать отвлеченную тему.

И все равно – надо потихоньку отступать. И отметить для отчета, что некоторые каторжники свободно передвигаются по территории. Кстати, можно бы доложить и Старому Бобу, насчет Милленца он ведь принял меры…

– Он, наверное, наплел тебе про запрещенную песенку, – продолжал Хгар. – Он всем так говорит, и многие ведутся, не ты один, – он выдержал недлинную паузу. – А на самом деле наш Музыкант в один прекрасный день застукал свою половинку с кем-то в постели. Нанесение тяжких увечий, повлекших за собой смерть… то бишь две смерти.

В бороде сверкнула легкая, мечтательная усмешка.

– Интересно, чем он их… нанес эти тяжкие увечья…

Я молчал и почему-то никак не мог заставить себя двинуться с места.

Знает.

– Ладно, Эл, мне пора, – совсем другим тоном, по-деловому бросил каторжник, вспрыгнув на ноги. – Я сказал ребятам на посту, что только жену немного провожу и к окончанию обеда вернусь, а сам заболтался тут с тобой. И кто мне поверит? – ты ведь у нас не болтаешь с голомордыми…

Я тоже встал, и тут…

Земля содрогнулась. Шламмовая насыпь, на которой мы только что сидели, поползла, обрушиваясь ступеньками, и засыпала нас почти по колено. Со стороны рудника донесся нарастающий гул и грохот, и только потом – дикий пронзительный крик людей.

Воспаленные глаза Хгара расширились.

– Обвалился, – прошептал он одними губами в глубине бороды.

* * *

Мне больше не к кому было прийти.

Некому рассказать.

Не перед кем заплакать.

В ее косящих глазах было изумление, и вспышка счастья, и внезапное осознание катастрофы, о которой она еще не слышала. Заострившееся лицо, тени под скулами и беспорядочные пряди цвета золотистой паутины в серых сумерках. И неуместный, а потому не заданный вопрос: «Почему ты не приходил?!»…

Потом я спрятал лицо на ее груди. Мелко покалывали иголочки от овальных опалов.

Была громадная продавленная яма, словно след колоссальной ноги на подсохшей корочкой глине. Были звериные вопли из-под обломков и струйки шламма, медленно стекающие в щели и полости. Была чья-то рука с багрово-черными ногтями – из-под монолитной бетонной плиты. Был истерический хохот тех, кто по воле случая оказался в тот момент на поверхности…

Я мог бы сделать так, чтобы этого не было, Лени! Я должен был… это моя работа… мое конкретное задание, да, Старый Боб ведь говорил тогда, в первый день… А я – даже не попытался. Я махнул рукой и принял навязанные мне правила игры. Никто ничего не делает, никто ни за что не отвечает… Потому что мы имеем дело не с людьми.

Лени, они смеялись, те парни у входа! Какой аврал, какие спасательные работы, ну, задавило пару сотен голомордых… Ты знаешь, надсмотрщиков на руднике, оказывается, тоже назначают из числа каторжников… знаешь?.. а я не знал. А потом кто-то вспомнил… И спросили у меня, но когда я уходил, он был в каптерке, он спал еще, Лени!..

И мы искали, мы три часа искали его! Потому что он свой, он хороший парень, старший инженер Торп… А тела голомордых сбрасывали в одну кучу: и мертвых, и почти мертвых… Да, Лени, и я тоже. Он был моим напарником, я во что бы то ни стало должен был поскорее его найти…

Через три часа. И не я… Меня даже не позвали опознать – его многие знали в лицо, у него день рождения был три дня назад, все они пили за… Восемь лет. Оказалось, ему было двадцать семь… всего на четыре года меня старше… А я думал – минимум лет на пятнадцать…

Через восемь лет, Лени, я тоже стану таким, как он… как он был. Я тоже буду каждый вечер выпивать литр технического спирта. Я тоже буду смеяться над новичками, которые хотят закрыть аварийные рудники. Может быть, меня будут называть хорошим парнем. Может, мне удастся не попасть под истлевшие перекрытия как раз в тот момент, когда… И самое главное: я сумею убедить себя, что человека делает человеком не что-нибудь, а собственность! – иначе попробуй жить здесь и чувствовать себя таковым…

Да, Лени, когда мы уходили, под завалами еще… да, крики… но уже совсем тихо. А что я мог поделать – один?! Я могу только…

Мой испытательный срок заканчивается… уже через три дня. Они пришлют запрос, и я могу – да, могу! – ответить, что отказываюсь здесь работать. Катер одноместный, но… я уже думал об этом… в самый первый день. Как только увидел тебя.

– Я. Ты. Катер. Лететь. Космос. Далеко. Навсегда. Я. Ты. Любить. Лени…

Она поняла. Мне казалось, она поняла все, что я говорил ей, до единого слова.

Я поднял голову с ее груди – и влился в необозримые светлые глаза, полные слез и счастья, слегка косящие в разные стороны…

* * *

Комендант вызвал меня к себе.

Комендант, а не Старый Боб. Вызвал сухо, официально, коротким приказом по внутренней связи. Я медленно поднялся с кровати и все понял в тот момент, когда ноги коснулись заплеванного пола.

Вчера здесь поминали Торпа. Буйная вечеринка, почти ничем не отличавшаяся от той, именинной. Тосты за хорошего парня и множество консервных банок и емкостей из-под спиртного, которые я не нашел в себе мужества убрать с вечера. А теперь в этом уже нет никакого смысла.

«Господин инженер, на Втором-лямбда перекрытия никуда к чертям… Я бы хотел, чтобы не позже, чем завтра…»

«Старый Боб всегда так шутит над новичками».

Коменданту придется как-то оправдываться перед вышестоящим начальством за катастрофу на руднике. Придется назвать виновного – и этого виновного он уже нашел. Вернее, подсуетился заранее, точно зная, что авария рано или поздно произойдет. Конечно, нельзя было предвидеть, что дело кончится настоящей человеческой жертвой, но…

Так или иначе, во всем виноват новый инженер. Проявивший преступную халатность, проигнорировавший порученное ему задание. Виноват некий Элберт Вирри, и он готов понести соответствующее наказание.

Я оделся, прополоскал рот, пригладил волосы перед осколком зеркала для бритья и вышел в коридор. Да, господин комендант, я готов. Я ко всему готов…

… – Разрешите?

– Заходи, Эл.

Он сидел в том же кресле и точь-в-точь в той же позе, что и в день моего прилета. Словно я, только что прибыв и получив инструкции, вернулся в комендантский кабинет за каким-то вопросом. А весь этот сумбурный месяц испытательного срока мне попросту почудился, пока хлопала дверь.