Книга Наган и плаха - Вячеслав Белоусов

Серафима же и при этом настырно молчала, не проронив ни слова ещё с вокзала. Когда там он замер возле сверкавшего лаком автомобиля, распахнул дверки, уложил багаж и широким жестом пригласил их в салон, она, стараясь не глядеть на него, спросила:

— Откуда такой шик?

Его прямо подкосило уничижительное её пренебрежение, но он нашёл силы лихо улыбнуться и попытаться заглянуть ей в глаза:

— Это ж всё Василий Петрович. Ему везде как два пальца!..

Попытка развеселить не удалась, напротив, она даже нахмурилась, зато Августина рассыпалась в восторгах и первой запрыгнула на заднее сиденье. Он попробовал помочь забраться вслед Серафиме, подхватил осторожно под талию, попытался нежно прижаться, но она вырвалась, словно обожглась, оттолкнула его руку.

— Странников упросил хорошего товарища, — смутившись, расстроился он и вспомнил разговор ответственного секретаря с Богомольцевым насчёт машины.

Состоялся он накануне, загорали опять без Арестова у моря, прячась под навесом от расшалившегося, жарившего не на шутку солнца, раскупорив уже третью бутылку душистого крымского вина. Ковригин устроился поодаль, как велено было, держал себя в полной трезвости, поэтому слова их врезались в память, и было отчего.

— Встретить бы их по-человечески, — заикнулся Странников, то и дело подливая вина старшему товарищу.

— По-человечески это как? — лениво потягивал из рюмки Богомольцев, хитро щурясь.

— Ну, чтоб впечатления с первого дня складывались. Тут ведь, как в сказке, не то что у нас там было: до сих пор вонь пропавшей селёдки не выветрится.

— Ишь ты! Быстро запрягаешь… Баба-то стоит того?

— Вам понравится, Исаак Семёнович.

— Гляди, я на́ слово не верю. Люблю всё своими руками пощупать.

И он захохотал, вскинул волосатые руки, хватая воздух толстыми короткими пальцами.

— Вдруг да какой изъян обнаружу?

— Вот и проверите. Их две. Выбирайте. — Странников стал красочно расписывать достоинства обеих, язык его хотя и заплетался, но с Серафимой ему придумывать не пришлось, а насчёт Августины чрезмерно фантазировал секретарь, так как ни разу её не видел, но выбрался из затруднительного положения, ещё более развеселив слушателя.

— Твоя-то кто? — явно не стерпев, приподнял голову Богомольцев. — Маргарита или вторая, как её, кстати?

— А какая разница? Приглянется — любая вашей будет, — не унимался расходившийся секретарь.

Подсластил Странников начальству, но увлёкся спьяну, не заметил, как покорёжило Егора, но Ковригин унял дрожь в кулаках, а Богомольцев вдруг согнал похоть с лица, строго подытожил, словно и не пил:

— Машину найти не загвоздка, шофёра где взять? Нам чужие глаза не нужны.

— Так вон же он, — махнул рукой в сторону Егора Странников. — Он у меня и швец, и жнец, и на дуде игрец!..

Так Ковригину поручено было это дело — встретить приезжающих. И теперь намёки на чужие глаза, напоминания о скрытых врагах, подслушивающих и подглядывающих, не раз высказываемые Богомольцевым по поводу и без повода, вспомнились Егору, продолжавшему без устали туда-сюда гонять в голове свою тревогу — чем он провинился перед Серафимой, не произошло ли чего в пути? Вдруг его словно осенило и, проверяя догадку, он спросил у женщин:

— С земляками-то повезло в поезде? Не скучно было добираться?

Краем глаза заметил, как напряглась Серафима, как попыталась одёрнуть подругу за рукав, но не успела, шустрая, та залилась взахлёб, будто только и дожидалась:

— С кавалерами отбоя не было! Только постоянных не хватало. Спрыгивали на больших станциях. Старичок, правда, привязался, сосед. Вот он и выручал время коротать. К слову сказать, неказистый, сморчок. Вот Маргарита Львовна на него внимания — ноль. Не повеселит, не ущипнёт. Сплошь одни наставления, — она беззлобно расхохоталась от души, не замечая отодвинувшейся в угол подруги.

— Куда ж на старости лет он собрался? — так и вцепился в болтушку Ковригин. — Растрясло его небось уже в поезде?

— Трясло, — весело согласилась та, — трясло всех, но лишь до Москвы. Но он в столице средь нас очутился. Подсел на скорый. А скорый летел, будто на воздусях. Одно удовольствие.

— Из Москвы? — допытывался Ковригин. — Как же, уважаемая Августина, вы его земляком окрестили? Не ошиблись случаем?

— У меня возраст не тот, — не обиделась, смеялась та. — Перед сном всё о себе рассказывал. Такое заводил!.. Стишками радовал, только песни не пел, а насчёт Москвы не сомневайтесь. По делам туда ездил и жил в самой дорогой гостинице, «Метрополь» называется.

— Врал! — в тон ей веселился и Ковригин. — В эту гостиницу только буржуев селят да и тех знатного происхождения. Ему денег не хватило бы, чтоб за сутки расплатиться.

— Вот уж не знаю, — откровенничала Августина. — Только ездил он по делам в столицу, а уж когда всё порешал, прямиком в санаторий отправился.

— Взгрели небось, раз на курорт потянуло отдыхать.

— Важная какая-то у него работа в Астрахани, с отчётами его и вызывали к начальству.

— Я среди наших знаю многих товарищей такого масштаба, — напустил на себя важность Ковригин. — Интересно бы фамилию вашего попутчика услышать. Может, как-нибудь по случаю проведаем? А вдруг аферюга какой к вам примерялся?

— Егор Иванович, — перебивая, вмешалась вдруг в их разговор Серафима. — Нельзя ли остановиться на минутку? Что-то дурно совсем, воздуха не хватает. В поезде ещё началось. Видно, смена климата сказывается да тряска дорожная усугубила. Раскалывается голова от боли…

Лицо её действительно казалось бледнее обычного, потухли глаза, а поникшие руки она зябко прятала в коленях, словно мёрзла.

Егор остановил автомобиль, выскочил, распахнул задние дверки, предложил ей выйти на воздух, но Серафима отказалась, сославшись на слабость. Обмахиваясь платочком, тихим голосом попросила воды. Ковригин стремглав понёсся разыскивать сельтерскую, но когда возвратился с бутылкой, та пить отказалась.

— Будто полегчало, — сказала устало на его вопросительный взгляд.

— В машине раньше не укачивало? — убрал бутылку Егор. — Может, этот?.. Солнечный удар? Здесь шпарит!.. — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Дороги, слава богу, не то что наша, гладенькие, но с непривычки бывает.

Отвернувшись, Серафима не ответила.

— Переждём немного, время терпит, — рассуждая, он сел за руль, завернул автомобиль с дороги к тенистому деревцу, заглушил мотор, посочувствовал: — Выкатим за город да доберёмся до берега, там свежее станет. Там себя лучше почувствуете, Маргарита Львовна.

— Нам и так полегчало! — с надрывом и издёвкой подала вдруг капризный голос Августина. — Едемте! Что ж тут на виду у людей торчать? Путь, сами говорили, неблизкий.

— Неблизкий… — обернулся он на женщин, жавшихся на заднем сиденье по углам, словно вдруг за время его отсутствия их разделила незримая полоса отчуждения.