Книга Дочь бутлегера - Маргарет Марон

Судя по всему, не нашлось.

Никто не знает, что стало последней каплей, — один тележурналист как-то поведал мне, что в то время Дж. Хукс держал специального личного журналиста, чья единственная задача в жизни состояла в том, чтобы не пропускать имя Грея на страницы газет, а его лицо — на экраны телевизора. И тем не менее, в конце концов наступила развязка. Суть ее свелась к тому, что чересчур бурному отпрыску посоветовали сидеть в углу и молчать в тряпочку или готовиться до конца дней своих подметать улицы и просить милостыню.

Так случилось, что углом, куда отправили Грея, оказался клочок истощенной бесплодной земли в округе Коллтон, примыкающий к владениям моего отца. Дж. Хукс, унаследовавший участок с материнской стороны, использовал его только для того, чтобы добиваться снижения налогов за счет убыточного землепользования. (Папа однажды предложил ему продать землю — в этом он похож на Советский Союз до прихода «гласности»: постоянно пытается отгородиться от остального мира еще одной буферной зоной, — но Дж. Хукс через своего местного управляющего прислал высокомерный ответ, что он не имеет дела с бутлегерами.)

К всеобщему удивлению, молодой Грей показал себя настоящим земледельцем. О да, началось все с пары буйных лет, когда он носился по дорогам в серебристой спортивной «каррере». Кое-кто из дикой свиты последовал за принцем в ссылку, и на ферме начались длившиеся неделями оргии, за которыми наступало хлопотное похмелье, — я представляла интересы местной женщины, подавшей иск о признании отцовства, и добилась для нее приличного пособия, — но затем все потихоньку успокоилось. Успокоился и сам Грей. Наверное, у него не было выбора. Папа говорил, что каждый раз, когда соседи Грея вызывали шерифа, Дж. Хукс вдвое урезал сыну содержание.

(Не спрашивайте, откуда папа узнаёт все это. Он просто знает. Но, впрочем, папа постоянно следит за всем, что происходит вокруг его владений. И пусть отец никогда не изучал труды Френсиса Бэкона; он обеими руками подпишется под изречением великого философа: «Знание — сила».)

Грей Тальберт образумился только тогда, когда его пособие сократилось до десяти долларов в неделю. На такие деньги тридцатилетний бонвиван не сможет поднять много шума, поэтому свита быстро разбежалась. Папа говорит, дальше в действие вступило сочетание скуки и крестьянских генов. Так или иначе, Грей начал возиться в старой оранжерее, стоявшей за домом. Затем он окончил садоводческие курсы в Коллтонском колледже и — неожиданно для всех — занялся выращиванием рассады. Это случилось восемь лет назад, и единственная полуразвалившаяся оранжерея разрослась в дюжину современных теплиц. Вскоре Грей устал от розницы и перешел исключительно на оптовую торговлю. У меня сложилось впечатление, что он выращивает в основном декоративные кустарники, азалии и самшит, поскольку они не требуют особого труда.

Подобно всему, к чему прикасается рука Тальбертов, оптовая торговля рассадой декоративных кустарников оказалась делом прибыльным. Грей по-прежнему ездит на «порше», хотя и более спокойно, в соответствии со сдержанной позицией, которую он занял после того, как был вынужден заняться делом. В отличие от отца Грей никогда не участвует в политике. Если бы спросили мое мнение, я бы ответила, что вместе с рабочей этикой Дж. Хукса Грей, вероятно, к сорока годам пришел и к отцовскому консервативному мировоззрению. Вот почему я была поражена, когда он прислал в «Леджер» письмо в мою поддержку.

— Возможно, все дело в том, что он сосед Кеззи, — заметил Джон Клод. — Твой отец помогал Тальберту, обеспечивая его добросовестными работниками.

— А может быть, он влюбился в тебя, — заметила Шерри, успевшая захватить самый конец нашего разговора.

Неважно, что мы с Греем Тальбертом не обменялись друг с другом и десятком слов. Шерри везде готова видеть романтические связи.

В этот момент на лестнице послышался стук высоких каблуков, и мы мельком увидели пышные соломенные волосы и заднюю проекцию пышных женских форм, промчавшихся через просторную приемную, мимо стола Шерри и к выходу. За ними проследовал Рэйд, с пиджаком в руке, на ходу завязывающий галстук.

— Вы оставили мне кофе? — нараспев произнес он, наслаждаясь тем, что никто из нас не догадался о его ночевке наверху.

На лицо Джона Клода снова вернулась недовольная тень.

8

Гонка началась

Проснувшись в день выборов, я почувствовала аромат горячих кукурузных лепешек, переплетающийся с аппетитными запахами полыни и жареной свинины. Домашние колбаски. Утешительная ностальгия ароматов вернула меня прямиком на мамину кухню, в те времена, когда никто не беспокоился о калориях и уж тем более о содержании холестерина. Однако как только я вспомнила, какой сегодня день, весь мой аппетит сразу же улетучился, но все же я набросила халат и, руководствуясь своим носом, направилась на кухню.

Было лишь шесть часов утра, но тетя Зелл уже полностью оделась к выходу из дома. Она участвовала в выборах в качестве наблюдателя, поэтому ей нужно было заблаговременно приехать в пожарную часть. Защитив голубое платье белым фартуком, тетя Зелл заканчивала доводить колбаски до румяной корочки на чугунной сковороде. Кукурузные лепешки, утыканные ягодами голубики размером с вишню, только что покинули духовку, и лицо тети, обрамленное аккуратно завитыми короткими седыми волосами, раскраснелось от жара.

— Пахнет восхитительно, — заметила я, наливая себе кофе, — но есть мне что-то не хочется.

Небесно-голубые глаза тети Зелл вопросительно оглядели меня.

— Не хочешь ли ты сказать, что нервничаешь?

Она поставила колбаски и лепешки на стол и села напротив. Весеннее солнце освещало стол и множеством радуг отражалось от хрустальной сахарницы. Его яркие лучи превращали волосы тети Зелл в чистое серебро, а когда она подняла стакан апельсинового сока, напиток зажегся жидким огнем.

— Ну хотя бы попробуй, — предложила тетя Зелл. — Мясо прислал вчера вечером твой отец, специально для тебя.

Я скептически подняла бровь (дескать, так я и поверила). Тетя Зелл улыбнулась.

— Ну, на самом деле он сказал, что мясо для меня, но затем, забывшись, напомнил, что ты любишь класть в колбаски побольше полыни и поменьше красного перца.

Я попробовала кусочек. Боже, как же вкусно!

Когда я была маленькой, забивание свиньи было процессом длительным, растягивающимся на два дня. Я подтягивала свой стульчик к кухонному столу и смотрела, как мама и Мейди, служанка-негритянка, прокручивали мясо в мясорубке, а затем месили его в огромных оловянных мисках. Потом они добавляли соль и специи, после чего жарили маленькие «пробные» кусочки, и весь дом наполнялся соблазнительными запахами. Женщины крутили пробу на языках с такой сосредоточенной задумчивостью, которую я с тех пор видела только на лицах истинных знатоков вин.

— Мейди, что ты думаешь? — наконец спрашивала мама.

— Мне кажется, нужно добавить щепотку полыни, вы не согласны? И, наверное, пол чайной ложки черного перца?