Книга Великие умы России. Том 7. Илья Мечников - Глеб Буланников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветхозаветные праотцы жили сотни лет. Умирали без сожаления. С пониманием: пора. Они пресыщались жизнью, и смерть становилась приятным концом.
Подобные примеры Мечников находил и в более поздних временах.
В 1635 году умер Томас Парр – он прожил 152 года. В 120 лет он вторично женился. Сын от этого брака дожил до 123 лет. Парр пережил девять английских королей. Он умер от излишеств в пище и питье.
В 1670 году в Йоркшире умер Г. Дженкинс – ему было 169 лет.
В 1724 году в Венгрии умер крестьянин Петр Кцартен. Ему было 185 лет. Его старшему сыну было 155, а младшему – 97.
В Норвегии в 1797 году умер Иозеф Суррингтон на 160-м году жизни.
В 1795 году, если верить церковным записям, умер Томас Карн. Он родился в 1588 году и прожил 207 лет.
Это кажется фантастикой. На самом деле продолжительность жизни долгоживущего человека сущий пустяк в сравнении со средними показателями многих животных.
Слоны живут до 150 лет, черепахи – до 175, попугаи – до 117, соколы – до 162, щуки – до 267.
«Род человеческий, – писал Мечников, – унаследовал от своих предков как толстые кишки, так и условия, благоприятствующие развитию богатой кишечной флоры. Он терпит, следовательно, неудобства этого наследия. С другой стороны, у человека мозг необыкновенно развился, а с ним и умственные способности, обусловливающие наше сознание старости и смерти. Наше сильное желание жить находится в противоречии с немощами старости и краткостью жизни.
Это наибольшая дисгармония человеческой природы».
Все беды от толстой кишки.
Гниение пищи в толстых кишках притягивает вредные микробы.
Яды проникают в кровоток.
«Наш возраст – это возраст наших артерий, – писал Мечников. – В старческой атрофии мы всегда встречаем одну и ту же картину: атрофию благородных и специфических элементов тканей и замену их гипертрофированной соединительной тканью… Другими словами, старость – это борьба между благородными и простыми элементами нашего тела. Говоря "борьба", я не употребляю метафоры. Дело идет о настоящей битве в самой глубине нашего организма».
Яд ослабляет клетки, фагоциты их пожирают, человек стареет.
Микробы, выделяющие яд, любят щелочную среду. Кислота их убивает.
Бактерии, которые выделяют кислоту, могут продлить жизнь.
Такие бактерии только одни – молочнокислые.
Изучая историю, Мечников проследил закономерность: у каждого развитого народа был свой напиток молочнокислого брожения.
Египтяне пьют кислое молоко буйволицы, козы или коровы – лебенраиб. Болгары пьют кислое молоко – югурт. В России такой напиток – простокваша. Кавказские горцы пьют кефир (айран), татары – кумыс.
«Итак, совершенно ясно, что с целью сократить эти медленные отравления, ослабляющие сопротивление наших благородных элементов и усиливающие фагоцитов, следует вводить в пищевой режим кефир и еще лучше – кислое молоко. Присутствие большого количества молочных микробов неизбежно должно мешать размножению гнилостных микробов».
Поняв важность молочнокислых бактерий, Мечников стал каждый день пить кефир, который он делал сам – с помощью болгарской палочки, использовавшейся болгарами в югурте.
Было раннее утро. Мечников в полудреме сидел за лабораторным столом и ждал, когда придет его ассистент, молодой врач Мезоннев.
В углу лаборатории стояли четыре клетки. В первых двух сидели шимпанзе, в третьей и четвертой – мандрил и павиан.
Дорога этих обезьян в Париж заняла год, сто тысяч франков и три дюжины морских свинок.
Теперь они послужат прогрессу. Труд сделает из обезьяны вакцину.
Мечников исследовал сифилис. Человекообразные обезьяны, не считая обитателей квартала красных фонарей, были лучшими подопытными.
«Вчера (23 августа 1903 года), часа в четыре, – записал Мечников в дневнике, – с торжеством привезли "Эдуарда", который оказался очень нелюбезным и неуживчивым. Он сорвался с цепи, убежал и еле был пойман. Водворение в клетку было сопряжено с величайшими затруднениями. Но все это уладилось, и ему удалось сделать прививку сифилиса в двух местах. В ожидании первых проявлений в течение целых трех недель мы его не будем обижать, напротив, постараемся приручить и приласкать. Физиономия у него отвратительная, и свирепое впечатление усугубляется еще тем, что у него шатаются зубы и висит челюсть, так как он находится в периоде смены зубов. Ему, говорят, всего только три с половиной года, но силы он чрезвычайной. Едва его посадили в клетку, как он ее сокрушил и убежал».
Чтобы нагнать на обезьян сон, Мечников делал попытки напоить их спиртом. Павиан поддался, так же как и мандрил. Шимпанзе сопротивлялись. Выдержке обезьян позавидовал бы не один пропойца. Наконец Мечникову удалось склонить шимпанзе к сахару, намоченному в водке.
Признаки сифилиса стали проявляться спустя три недели. Это был первый случай сифилиса у животного.
Микроб сифилиса (бледная спирохета) очень хитрый. Фагоциты не могут его уничтожить. Бледная спирохета не седлает кровоток в попытке расселиться по всему организму. Она остается там, где зарождается. Собирается в упругий шар и отпружинивает фагоциты, не неся никаких потерь.
Между тем у Мечникова на веке расплылось красное пятно.
«С одной стороны, разум твердил мне, что зараза не могла попасть мне в глаз, а с другой – несомненное сходство с началом болезни у обезьян сильно влияло на воображение. Мне уже представлялся в перспективе прогрессивный паралич (для меня не было бы большего несчастья, как мания величия, столь свойственная этой болезни) и тому подобные мерзости… Шансов заразиться у меня предостаточно».
Противоядие было найдено в течение двух недель. Ртутная мазь. Обезьян удалось вылечить.
Красное пятно оказалось аллергической реакцией.
Заочная полемика Мечникова и Толстого длилась несколько десятилетий.
Никаких пикировок. Выпадов. Ссор. Толстой писал что-то мировоззренческое, Мечников на это отвечал. Ответ уходил в публичное поле, но самого Толстого не достигал.
Мечников любил Толстого как писателя, но не соглашался с ним как с мыслителем. Толстой к теориям Мечникова относился отрицательно, но с редкой ревностью. В Мечникове было нечто такое, что беспокоило Толстого. Стоило произнести его имя, как Лев Николаевич начинал хмуриться.
Они, в общем, всё понимали друг о друге. У каждого сложилось свое видение противоречий, и каждый из них ясно видел, в чем состояла разница их позиций.
Мечников отправлял Толстому свои «Этюды о природе человека».
Гольденвейзеру Толстой говорил:
