Книга Соперница королевы - Виктория Холт

— Но теперь-то она в Англии, — несколько наивно возразил отец.

— Она будет вашей узницей, а вы — ее тюремщиком, — объяснил Уолтер. А представьте, что…

Он не договорил, но мы прекрасно поняли, что он подразумевает. Если Марии когда-нибудь удастся собрать под свои знамена достаточно сторонников, которые посадят ее на трон, то что будет с теми, кто по поручению ее соперницы выступал в роли тюремщиков? А даже если она просто сбежит? Понятно, почему Уолтер обрадовался, что это дело поручили не ему.

Да, пожалуй, на отца взвалили тяжкую ответственность.

Никто из нас не посмел даже упомянуть о возможности смены Елизаветы на троне — это было бы государственной изменой, — но мы все думали об этом.

— Мы будем надежно охранять ее, — сказал отец. — И в то же время не дадим почувствовать себя узницей.

— Это невозможно, папа, — вздохнула я.

— Все в руках господних, — ответил он. — Может, я избран для того, чтобы убедить ее отказаться от католичества, которое и есть корень всех ее бед.

Наивность отца объяснялась тем, что он был глубоко верующий человек. С годами его вера окрепла, и он считал, что все, кроме протестантов, обречены на проклятие.

Я не спорила с ним и с матерью, потому что любила их и не хотела, чтобы они знали, насколько различны наши взгляды на жизнь. Интересно, что бы они сказали, если бы узнали о моей скоротечной связи с Робертом. Вне всякого сомнения, их бы это шокировало.

Отец вез с собой немного одежды, которую Елизавета передала для Марии. Я попросила разрешения взглянуть, и, к моему удивлению, отец позволил. Я ожидала увидеть пышные, расшитые золотом и серебром и украшенные драгоценными камнями платья из огромного гардероба королевы, кружевные воротники, шелковистые сорочки и льняные нижние юбки, но вместо этого обнаружила лишь поношенную обувь, отрез черного бархата на платье и явно не новое нижнее белье.

И это подарок королевы Англии Марии, которая и во Франции, и в Шотландии славилась своей изысканностью и вкусом! Да ее служанки не стали бы носить такое.

Мне было жаль Марию, и я снова подосадовала, что узнаю о новостях только от гостей замка Чартли и с опозданием на несколько недель. Просто стоять в стороне и наблюдать — это не для меня.

* * *

Вскоре после рождения моего второго сына Уолтера, произошли два события.

Королеву Шотландии из замка Карлайл отправили в другой замок в Болтоне. Отец был даже очарован Марией, как и все мужчины, кто видел ее, но его интерес был скорее религиозный, направленный на то, чтобы спасти ее душу, а не насладиться ее телом. Я слышала, что он пытался обратить ее в истинную веру. К тому времени Мария уже поняла, какую глупость совершила, отдавшись в руки Елизаветы. Неизвестно, что произошло бы в случае ее отъезда во Францию, но кто знает? Может, ей было бы лучше там? Ясно было одно — она не пользовалась любовью Екатерины Медичи, королевы-матери, которая была не менее хитроумна, чем Елизавета, и уж точно гораздо более беспощадна в своей власти. Бедняжка Мария — у нее было три страны на выбор. Шотландия, откуда она бежала. Франция, где ей могли помочь ее родственники де Гизы, и Англия, куда она и приехала.

Мария пробовала бежать при помощи очень романтического, но на самом деле не очень удобного способа: связав простыни, она попыталась спуститься из окна. И, конечно же, была поймана лордом Скроупом, после чего ее тюремщики удвоили бдительность. Леди Скроуп жила в замке вместе с мужем. Она приходилась родной сестрой герцогу Норфолку, и это она, леди Скроуп, всячески расписывала Марии достоинства своего брата. В результате Мария заинтересовалась Норфолком, и герцог был вовлечен в интригу, которая привела его к падению.

Потом последовал мятеж северных лордов, и моего мужа призвали на службу. Он вступил в армию графа Уорвика, где стал полевым маршалом.

Мама много болела и отправляла нам письма из дворца, в которых рассказывала, как заботится о ней королева.

«Ее Величество так добра, — писала мама, — что мы должны благодарить Господа за такую королеву.»

Елизавета действительно никогда не забывала друзей. Она пожаловала леди Мэри Сидни апартаменты в Хэмптон-Корт, где та иногда останавливалась. Однако Мэри не хотела, чтобы при дворе видели ее обезображенное оспой лицо, поэтому королева сама регулярно навещала ее, и они подолгу болтали. Королева всегда давала понять, что помнит о том, почему леди Сидни заболела и получила свои ужасные шрамы, ведь она ухаживала за ней.

А потом пришло главное известие.

Меня вызывали ко двору.

* * *

Господи, как я могла подумать, что простые радости провинциальной жизни смогут заменить мне восхитительную жизнь при дворе? И когда я говорю «двор», я подразумеваю тех двоих, о которых столько передумала за это время. При мысли, что я снова вернусь туда, у меня радостно холодело в груди, и я с нетерпением ждала этого.

По приказу королевы меня провели прямо к ней. Я не ожидала такого приема. Не успела я преклонить колени, как Елизавета обняла меня и поцеловала. Я была изумлена, но причина тут же разъяснилась.

— Я в большой тревоге и печали, Леттис, — сказала она. Ее большие глаза заблестели от навернувшихся слез. — Твоя мать очень больна. Боюсь… — она покачала головой, — тебе лучше поспешить к ней.

Да, я ненавидела королеву. Она лишила меня всего, чего я хотела в жизни, но в тот момент я почти любила ее. Наверное, потому, что Елизавета никогда не бросала тех, кто был предан ей и кого любила она. А она любила мою мать.

— Скажи, что я постоянно думаю о ней, Леттис. Так ей и скажи.

Она взяла меня под руку и проводила до двери — словно прощая мне все, в чем она меня когда-либо подозревала, потому что она соболезновала мне в моем горе.

Вместе со своими братьями и сестрами я была у постели матери, когда она умирала. Встав на колени у ее постели, я повторила слова королевы. По выражению ее лица я поняла, что мама меня услышала.

— Служите Богу… и королеве… — прошептала она, — о, дети мои, помните…

И мама умерла.

Елизавета очень переживала. Она взяла на себя все расходы и настояла, чтобы мама была похоронена в часовне Святого Эдмунда. Королева рассказывала мне, как сильно она любила свою кузину, как скорбит вместе со мной. Она говорила искренне, я знаю это… Елизавета была добра ко всем нам, пока. Мне показалось, она даже простила мне интерес Роберта.

После похорон она долго беседовала со мной, рассказывая, как любила мою маму и как высоко ценит моего отца.

— С твоей мамой у нас была настоящая родственная связь, — говорила Елизавета. — Она была доброй и мягкой душой. Надеюсь, ты будешь такой же.

Я печально сказала, что скучаю по службе у Ее Величества, на что она ответила:

— Ах, Леттис, но ведь ты получила компенсацию. Сколько теперь? Четверо?