Книга Признание в любви - Мэри Энн Гиббс

Они медленно шли рядом под деревьями, держась за руки, и граф не сомневался в том, что, по крайней мере, один из них позабыл обо всем на свете. И хотя леди была замужем и не нуждалась в дуэнье, на следующий день монсеньор Эстобан решил тоже прогуляться по лесу Темперли, где очень скоро наткнулся на Филиппа Кадо и молодую леди Темперли, сидящих на поваленном дереве.

Март занял в этот день у апреля несколько часов, небо было синим после дождя, а солнце посылало на землю теплые лучи. Граф подошел к ним и, прежде чем они его увидели, заметил; что Филипп держит в своей руке маленькую ручку леди. Правда, он тотчас же ее отпустил и вскочил на ноги, когда эмигрант заговорил.

— Вижу, вы не теряете время в свои последние дни в Темперли, лейтенант, — любезно произнес монсеньор Эстобан. — И погода благоприятствует вам… Леди Темперли, ваш покорный слуга!

Лейтенант пробормотал под нос извинения, поклонился ее светлости и, оставив Сару с графом, широкими шагами направился к дому Эстобана с мрачным выражением лица.

Граф увидел, что прекрасные глаза леди Темперли слегка припухли и покраснели, будто совсем недавно она плакала.

— Разрешите старому человеку занять место молодого рядом с вами, мадам? — мягким голосом спросил он.

— Конечно. — Но ее приветственная улыбка дрожала, а глаза все еще блестели от слез. — Садитесь, монсеньор.

— Благодарю вас. — Граф сел, опасаясь лесной сырости из-за своего ревматизма, но поборол свою боязнь, испытывая глубокое сострадание к леди Темперли.

— Когда я гуляю по этому прекрасному лесу, — тихо проговорил он, — то постоянно вспоминаю мою дочь. Она была маленького роста, как и вы, и у нее были такие же белокурые волосы… и она тоже любила леса, окружающие мой замок — наш родной дом.

Сара робко взглянула на графа и спросила:

— Был ли ваш замок похож на Темперли?

— Он был такой же большой и такой же красивый… — Улыбка исчезла с его лица, когда он подумал о трех экипажах, свернувших с главной аллеи на задыхающуюся от толпы дорогу, об оставшихся позади лесах, оскверненных убийцами, о цветах, затоптанных множеством ног, о замке, охваченном огнем… — Не стоит об этом думать, — остановил он себя. — Это уже прошло.

Сара почувствовала, что угадала его мысли.

— Вы думаете, что я очень счастлива, монсеньор, — неожиданно произнесла она.

Улыбка снова вернулась на его тонкое лицо.

— Конечно, вы счастливы, леди Темперли! Пятеро очаровательных детей, вашу близость с которыми не удалось разрушить даже столь строгой гувернантке, у вас прекрасный дом, и… — Он поколебался, но затем решительно добавил: — Муж, не лишенный положительных качеств.

Она быстро взглянула на него, однако не сказала ни слова, и через секунду граф продолжил:

— Вчера, когда я выехал покататься по вашим живописным проселочным дорогам, я случайно увидел сэра Темперли — он стоял, облокотившись на калитку, и внимательно изучал свои обширные земли. Мы поговорили, и сэр Темперли рассказал мне, что собирается к этой зиме сделать озеро, чтобы дать работу тем бедным трудягам, у которых нет иной возможности прокормить свои семьи. Затем он сообщил мне, что несколько его друзей поступили подобным образом в своих поместьях: делают пристройки к домам, копают дренажные канавы, создают регулярные сады и строят новые конюшни — и не потому, что все это им необходимо, а для того, чтобы дать работу бедным людям. Ведь Бони проигрывает сражения, пояснил он, и, похоже, война может кончиться в любой день, а тогда возникнет безработица, цены на продукты взлетят на небывалую высоту. — Старик ненадолго замолчал. — Ваш муж произвел на меня впечатление, леди Темперли. Возможно, я недооценивал его.

Но разве может наскучивший муж, как бы ни был он хорош, сравниться с любовным романом? Саре было всего двадцать шесть, и никто не мог осудить ее за то, что она была сейчас на вершине счастья, которому суждено было длиться, возможно, лишь короткие часы. Она грезила о серых глазах, неотрывно смотрящих в ее глаза, о красивом лице Филиппа и его глубоком, волнующем голосе, не искаженном смехом и цветистыми комплиментами, когда он говорил с ней наедине. Она знала, что любовь, которая так неожиданно охватила ее, также пришла и к нему.

Сара не думала о том, чем это кончится, и не беспокоилась об этом. Но дети у нее теперь отошли на задний план, они больше не были частью ее жизни. Даже маленький Джеймс как бы отдалился от нее за последние несколько дней и стал чьим-то чужим ребенком в совершенно другом мире, как, впрочем, и Темперли принадлежало теперь человеку, который больше не был ее мужем. Какая-то другая женщина возвращалась домой, сажала маленького Джеймса к себе на колени, разговаривала и вела себя как молодая леди Темперли. А настоящая Сара, реальная и живая, гуляла в это время с Филиппом и слушала его голос…

Облако закрыло солнце, и мир вокруг них потерял свой блеск. Граф, заметив, что мысли его собеседницы блуждают где-то далеко, поднялся, слегка посетовав на то, что бревно сырое и, кажется, собирается дождь.

— Да, — согласилась Сара. — Вам не следует здесь долго сидеть. — Она тоже встала вместе с ним и протянула ему руку. — Спасибо, монсеньор, за вашу доброту.

С тяжелым сердцем он поцеловал протянутую руку, повернулся и пошел прочь, но в этот вечер холодно общался с лейтенантом и не стал играть с ним обычную партию в шахматы. Граф сказал, что устал, и ушел рано спать, а когда лежал в кровати без сна, слушая размеренное тиканье часов, вдруг понял, что рад тому, что через два дня Филипп вернется в замок и Темперли снова будет вне его досягаемости.

Уродливый дом в Дав-Тай стал еще более уродливым в день бала, устроенного в честь Софи. Сотни горящих свечей выставили на всеобщее обозрение грубую мебель и безвкусное убранство комнат. Со стен угрюмо смотрели изображенные на портретах мужчины с ястребиными носами и багровым цветом лица, как у сквайра Форсетта, и женщины с блеклыми глазами и поникшими плечами, как у Софи.

Но Софи в ту ночь была необыкновенно хороша: она сама выбрала себе платье, и друзья сошлись на том, что прежде ни одно платье ей так не шло. Шелковые складки цвета морской волны прекрасно сочетались с зеленью ее глаз, и она была счастлива, что каждый, кто общался с ней, получал от нее капельку радости, и гости не уставали повторять друг другу, какая она замечательная девушка. В бальном зале почти не было людей, которые завидовали бы Софи из-за того, что в этот день она вступала во владение большим наследством.

Весь город собрался на балу — ночи в то время были ясные и лунные. Среди гостей были и капитан Вудкок, и несколько его молодых лейтенантов, милостиво включенных тетушкой Софи в список приглашенных в последний момент. Сквайр нахмурился, увидев входящих молодцов, но, так как за ними твердой поступью следовал мистер Бьюмонт, скоро забыл о своих опасениях. Мистер Бьюмонт выглядел вполне счастливым, и, когда Мелисса смотрела, как он занимает место рядом с Софи, чтобы открыть бал, услышала слова миссис Форсетт, обращенные к вдове, что этот брак можно считать состоявшимся.