Книга Мата Хари. Авантюристка или шпионка? - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бушардон сознавал, что улик против подследственной практически нет. Так обычно и бывает в делах о шпионаже, когда подозреваемого не удается задержать с поличным. У следователя были только перехваченные телеграммы, в которых, как он считал, речь шла именно о Мате Хари. Но их содержание стало известно Бушардону только к седьмому допросу, который состоялся 1 мая 1917 года. Теперь следователь нисколько не сомневался в виновности Маты Хари, хотя прямого отождествления ее с агентом Х-21 в текстах перехваченных радиограмм не было. В деле были также донесения агентов Ладу и подтверждения, что Мата Хари получила заграничные переводы в банке «Комптуар д’Эскомпт». Присутствовала информация о том, что она попыталась вернуться в Голландию, но, как мы помним, эта поездка предпринималась с санкции Ладу. Были также результаты лабораторной экспертизы некоторых предметов, найденных в ее номере при аресте: пудры, румян, губной помады, кремов и духов. Особенно следователя интересовала баночка или тюбик, в которой будто бы были чернила для тайнописи, «которые можно приобрести только в Испании».
Когда на допросе 12 апреля капитан Бушардон спросил ее о цели применения этих «секретных чернил», она честно призналась: «Это просто средство для промывания, чтобы избегать беременности после каждого полового акта. Мне его выписал врач в Мадриде в декабре прошлого года». Так оно и оказалось на самом деле.
Лишь 22 апреля 1917 года, получив право на переписку, Мата Хари в письме к нидерландскому консулу сообщила, что ей кажется, будто «в Голландии никто не знает, что со мной случилось, хотя я и написала письмо моей служанке». Имелась в виду Анна Линтьенс. Тюремная администрация отправила адресованное Линтьес письмо в голландское посольство, где его получили не слишком скоро. В тюремном офисе сохранилось другое письмо Маты Хари, где было написано: «Я невиновна и никогда не занималась никаким шпионажем против Франции. Потому я прошу принять все необходимые меры, чтобы меня отпустили». К нему тоже никто не прислушался. Письмо, адресованное в МИД Голландии, также не достигло адресата, и голландские дипломаты за Мату Хари пока что не хлопотали.
Только на второй неделе апреля кто-то обратился в МИД Голландии с заявлением, что очень давно не получал никаких вестей от Маты Хари. Скорее всего, это был барон ван дер Капеллен. В ответ на это обращение 11 апреля в Париж была послана телеграмма за подписью министра иностранных дел Джона Лаудона: «Пожалуйста, телеграфируйте нынешний адрес Маргареты Зелле, она же Мата Хари. Ее последний известный адрес – „Палас-Отель“, авеню Монтень, 25. Еще просим спросить, не планирует ли она в ближайшее время вернуться на родину». Голландское посольство в Париже об ее злоключениях ничего не знало.
Письмо Маты Хари в голландское посольство было написано 16 апреля и через шесть дней, 22 апреля, поступило в консульство. Она просила «все-таки сообщить ее служанке», что у нее «трудности, мешающие выехать из Франции», но что ей тем не менее не стоит «беспокоиться». Письмо гласило:
«Я прошу вас о дружеской услуге помочь мне. Уже шесть недель (на самом деле – девять недель. – Б. С.) я нахожусь в тюрьме Сен-Лазар по обвинению в шпионаже, которым я никогда не занималась. Пожалуйста, сделайте для меня все, что в ваших силах. Я вам буду за это очень благодарна. Если это возможно, проинформируйте мою служанку, не упоминая об аресте, просто напишите, что у меня трудности с выездом из Франции и чтобы она не волновалась, потому, пожалуйста, напишите ей от моего имени письмо. Ее адрес: Анна Линтьенс, Ниуве Ойтлег, 16. Гаага.
Вы можете мне поверить, что я почти сошла с ума от горя. Попросите еще графа ван Лимбург-Стирюма, секретаря нашего посольства, чтобы он сделал все возможное для меня, что в его силах. Он хорошо знает меня и моих хороших друзей в Гааге.
Посольство сообщало в МИД в ответ на телеграмму Лаудона: «Полуофициально нам было сообщено, что она находится в тюрьме Сен-Лазар. Ее подозревают в шпионаже. Власти расследуют это дело, кажущееся довольно серьезным». Посольство послало это письмо курьерской почтой в Гаагу вместе с просьбой передать Анне Линтьенс заверения, что она «не должна беспокоиться».
Первая встреча Маты Хари и ее следователя произошла в день ее ареста, 13 февраля. Бушардон вспоминал, что она воскликнула: «Если бы вы только знали, капитан, как меня раздражают ваши постоянные движения по комнате!». А следователю только того и надо было – вывести подследственную из себя.
Бушардон начал допрос очень вежливо, почти сочувственно: «Пожалуйста, расскажите мне историю вашей жизни». И Мата Хари охотно это сделала, причем в очень драматичном стиле и вполне литературно. Возможно, у нашей героини был еще и писательский талант, вот только реализовать его не удалось. До мемуаров она не дожила. Бушардон был в восхищении. Однажды, собственноручно застенографировав часть ее показаний, он с энтузиазмом воскликнул: «Язык просто великолепен. Эти выразительные и отточенные формулировки! Эта ирония! Острота мыслей и присутствие духа поразительные!». И не жалко ему было такую женщину под смертный приговор подводить!
Во время допросов все события ее биографии вновь проносились в памяти Маты Хари. Вот как она описала на следствии свою жизнь с началом Первой мировой войны: «В апреле или мае 1914 года я встретила в Берлине моего старого друга лейтенанта Киперта. Он пригласил меня на обед. На следующий день маленькая бульварная газетенка прокомментировала эту встречу. Она написала, что Франция победила Австро-Венгрию, поскольку жена Киперта была австрийкой».
На самом деле газета называла жену Киперта венгеркой, и соответствующую вырезку Мата Хари наклеила в свой альбом. Там говорилось, что «бывшая звезда блистательных ночей Берлина, похоже, снова нашла свою старую любовь. Когда Мата Хари, прекрасная танцовщица, простилась с богатым помещиком К., проживающим у самых ворот Берлина, она на несколько сотен миль увезла вдаль полученную от него на прощанье кругленькую сумму. То ли со временем блеск металла потускнел, то ли к старому другу ее вернуло возродившееся чувство любви, в любом случае сегодня можно было наблюдать их обоих, весело развлекающихся. Красивая танцовщица с индийским военным псевдонимом, очевидно, одержала окончательную победу над Венгрией».
По словам Маты Хари, из-за этой статьи лейтенант заявил, что не может больше с ней встречаться, хотя и пообещал навестить ее в Париже. Мата Хари возразила, что ему придется подождать еще шесть месяцев, которые ей надо отработать по контракту с театром «Метрополь». Кипперт, уже догадывающийся о грядущей войне, самоуверенно возразил: «Ты будешь в Париже намного раньше – и я тоже». Кипперт всерьез рассчитывал на блицкриг. Некоторое время спустя Мата Хари задумалась над этими словами и на всякий случай написала французскому военному министру Адольфу Мессими, своему хорошему знакомому и любовнику, прося о срочной встрече. Тот ответил, что «его положение как члена правительства не позволяет ему переехать границу». Очевидно, он опасался быть интернированным в случае начала войны.
Мата Хари продолжала рассказ: «В конце июля я обедала в личной комнате одного из ресторанов с одним из моих любовников, начальником полиции Берлина Грибелем. Мы услышали шум демонстрации. Грибель, которому не сообщили об этой акции, вместе со мной пошел на площадь, где она проходила. Огромная толпа людей собралась перед императорским дворцом. Они вели себя как безумные и кричали: „Германия превыше всего!“.
