Книга Узы крови - Патриция Бриггз

— Елизавета к нему не пойдет, — сказал Адам. — Очевидно, демоны как-то влияют на ведьм. Не только ты держишься в стороне.

— Знаешь, сегодня по одному каналу показали интервью с сестрой человека, которого вампиры обвинили в убийстве. — Я дважды наподдала мешку. — Она плакала. Говорила, что у брата были проблемы в браке, но она представить себе не могла, что он так поступит. — Я снова лягнула мешок, выдохнув от усилий. — А знаешь, почему она не могла себе этого представить? Потому что бедняга действительно ничего не сделал, только оказался не в том месте и не в то время.

— Мы не можем позволить обнаружить вампиров, — сказал Адам.

Я видела, что его эта ложь тоже беспокоит. Адам честен, но сознает, что необходимо. Я тоже. Но это не значит, что мне это должно нравиться.

— Я знаю, что вампиры должны скрывать свое присутствие, — сказала я мешку с песком. — Знаю, что люди не готовы принять всех существ, которые таятся во тьме. Я понимаю, что сокрытие истины спасает нас от массовой истерии, которая выльется в многочисленные смерти. Но у водителя грузовика, того, что обвинили в убийстве, — у него дети. Они вырастут с мыслью, что их отец убил их мать.

Я записала их имена. Когда-нибудь, когда это будет безопасно, они узнают правду.

Их боль, убийства, то, что я то и дело просыпаюсь от запаха смерти бедной женщины и слышу издевательский смех Литтлтона, все это на счету колдуна. И я хочу быть среди кредиторов.

— Он играл с ней. — Своим лучшим ударом я заставила мешок крутиться, надеясь, что, если проговорю вслух все самое плохое, оно перестанет приходить ко мне ночами. — Ручаюсь, она знала, что он уже убил остальных людей. И знала, что он убьет и ее. Он пытал ее, раздирал понемногу, чтобы она дольше умирала.

— Мерси. — Голос Адама звучит очень мягко, очень ласково, но я в эту западню не попадусь. Для вервольфов любая мелочь значит слишком много и одновременно слишком мало. Если Адам утешит меня, он, вероятно, примет это за признание его вожаком и даже напарником. Его вины в этом нет: у вервольфов слишком сильны инстинкты. Сэмюэль безопаснее; он хоть и сильный доминантный волк, но не входит в стаю Адама.

Быть Альфой означает не просто быть доминантом. В единстве стаи есть магия, дающая силу вожаку, он может пользоваться силой стаи и возвращать стае эту силу. Я видела, как стая исцелила Адама и дала ему силу подчинить другую группой вервольфов.

Быть Альфой значит испытывать необходимость защищать и контролировать все, что под твоей командой. Я не подчиняюсь ему. Но Адам объявил меня своей подругой; значит, он со мной не согласен. И я не могу ни на йоту смягчить свое положение.

Я отступила в глубину гаража, потом побежала назад к мешку. Сенсей говорит, что прыжок и удар с поворотом — один из сильнейших приемов устрашения. Конечно, если такой удар попадет в цель, он производит сокрушительное действие, но никакой хоть сколько-нибудь опытный боец не допустит этого: удар слишком медленный.

Я прыгнула изо всех сил, вращаясь при этом так быстро, что закружилась голова. Пятка попала в мешок под самым верхом, как я и хотела. Будь мешок человеком, я сломала бы ему шею. Я сумела бы даже приземлиться на ноги.

Цепь, на которой висел мешок, не дала ему упасть, как упал бы человек, а я сама не ожидала такой силы удара и больно приземлилась на спину.

Я лежала на полу, но Адам перехватил мешок прежде, чем тот вернулся и ударил меня. Он негромко присвистнул, когда из шва в мешке посыпался песок.

— Отличный удар.

— Адам, — сказала я, глядя в потолок, — он приберег ее на десерт.

— Что? Кого приберег?

— Горничную. Литтлтон приберег ее, как ребенок приберегает шоколадного пасхального зайца. Он запер ее в ванной, чтобы ее не видели, потому что не хотел убивать слишком быстро. Он ждал Стефана.

Могли быть и другие причины, по которым он спрятал ее в ванной, — например, уже наелся, убивая остальных, — но что-то в его лице, когда он притащил женщину, говорило «наконец-то».

— Он ждал именно Стефана? Или любого, кого пошлет Марсилия? — спросил Адам, поняв значение того, что случилось, раньше меня.

Я вспомнила, что Литтлтон много знал о Стефане вплоть до интимных подробностей, хотя Стефан видел его впервые. Но больше всего меня убеждало то, как он был доволен: все как он ожидал.

— Он ждал Стефана, — сказала я и продолжила очевидным вопросом: — Кто же ему рассказал, что придет Стефан?

— Я позвоню Уоррену. Скажу, что, по-твоему, кто-то сообщил Литтлтону, что к нему идет Стефан, — сказал Адам. — Стефан может скорее догадаться кто, и это означает, что в его лагере предатель.

Я осталась на месте, а Адам подошел к телефону на стене и начал нажимать кнопки.

Мы прожили годы как соперники — два хищника, делящие одну территорию и испытывающие взаимное влечение. За эти годы я постепенно привыкла к требованиям Адама, но продолжала стоять на своем. И завоевала его уважение. Вервольфы и раньше любили меня или ненавидели. Но никто не уважал. Даже Сэмюэль.

Адам достаточно уважал меня, чтобы действовать на основе моих подозрений. А это много значит.

Я закрыла глаза и позволила его голосу окружить меня, снять раздражение. Адам прав. Я вообще не приспособлена для охоты на вампира, тем более одержимого демоном. И должна быть довольна, что это взяли на себя Уоррен и Стефан. Но если Литтлтона убьет Бен, не знаю, устроит это меня или нет. Ужасно не хотелось быть в долгу у Бена больше, чем сейчас.

Адам повесил трубку. Я слышала его негромкие приближающиеся шаги и шорох мата, когда Адам сел на него. Немного погодя он развязал и стащил с меня борцовскую куртку, так что я осталась в футболке и белых спортивных брюках. Я позволила ему это.

— Такая вялость на тебя не похожа, — сказал он.

Я заворчала, не открывая глаз.

— Заткнись. Я тут тону в жалости к себе. Имей хоть немного уважения.

Он рассмеялся и повернул меня так, что я прижалась лицом к пропахшему потом мату: Его сильные теплые руки промяли напряженные мышцы моей спины. Когда он занялся плечами, я почувствовала, что во мне совсем нет костей.

Вначале он просто делал массаж, разминал узлы, оставшиеся от бессонных ночей и дней тяжелой физической работы. Потом его руки стали мягче, а движения превратились в легкие и ласковые.

— Ты пахнешь перегоревшим маслом и смазкой от коррозии, — с улыбкой сказал он.

— Так заткни нос, — ответила я. И с отчаянием поняла, что в моем ответе больше меда, чем яда.

Вот как все просто. Стоило Адаму растереть мне спину, и я его. Именно из-за своей восприимчивости я так старательно его избегала. Но сейчас, лежа ничком, чувствуя его руки на своей спине, я не считала это единственной причиной.

А он пахнет не горелым маслом, а лесом, волком и тем своеобразным диким запахом, который есть только у него. Руки Адама оказались под моей футболкой и принялись разминать мышцы спины; потом он завозился с застежкой моего бюстгальтера. Я могла бы сказать, что у спортивных бюстгальтеров нет застежек, но тогда я приняла бы активное участие в собственном совращении. А я хотела, чтобы он был агрессором. И лишь малая часть меня, очень малая, не превратившаяся под его руками в желе, гадала почему.