Книга Кто живёт на чердаке? Сказки про домовых - Наталья Филимонова

Это было странно, потому что в лысых и розовых младенцах, на Любин взгляд, красивого было мало.

– На папу-то как похожи! – говорили все. – А глазки – ну точно мамины! А носики – дедушкины…

Этого уж Люба совсем не понимала. Она была совершенно уверена, что в их семье не было никого лысого, розового, в складочку, да ещё с такими короткими ножками и большими головами. А значит, эти двое просто не могли быть ни на кого похожи!

В доме стало ужасно шумно и беспокойно. К Любе приходящие гости тоже относились доброжелательно и говорили:

– Ну ты-то теперь старшая! Ты должна помогать маме!

Это было обидно. Во-первых, Люба и так всегда помогала маме – помыть посуду или там доесть пирожное. А во-вторых, почему это она вдруг стала что-то должна?

Ещё гости всё время спрашивали, хорошо ли она учится, и, получив утвердительный ответ, говорили:

– Молодец! Ну конечно! Ты ведь теперь старшая!

Это тоже было обидно. Во-первых, Люба всегда хорошо училась. А во-вторых, какое отношение могла иметь её учёба к этим самым братьям? И, если уж на то пошло, какое дело всем этим людям, как она учится?!

* * *

Несколько дней назад закончился учебный год. Завтра Люба должна была поехать на море. Соседка тетя Света Славина купила по случаю путёвку для Миши в детский лагерь и предложила Зайченковым отправить детей вместе, чтобы им было веселее. Зайченковы, конечно, с радостью согласились, ведь Люба так давно мечтала о морских приключениях, и даже специально всю зиму ходила в бассейн – учиться плавать.

У Любы уже давным-давно был собран пузатый чемодан с огромным количеством трусиков, маечек, панамок, летних сарафанов и чего-то ещё – мама, укладывая вещи для дочери, ужасно переживала, ей всё казалось, что что-то самое важное наверняка забыли.

Люба наконец-то впервые увидит море! Во всякое другое время она бы, конечно, несказанно этому радовалась. Но сейчас ей казалось, что всем вокруг не до неё, и её просто отправляют в ссылку, чтоб не путалась под ногами.

«Ну и ладно, – решила она. – Если они и дальше будут ко мне приставать и не обращать на меня внимания, я уйду жить на чердак. А Нюся будет приносить мне обед. И ни в какой лагерь я не поеду. Тогда они все узнают!»

– Нюся! – позвала Люба, заглядывая за шкаф в своей комнате. Ответа не было.

«Наверное, ушла в гости, – подумала Люба. – Неужели без меня?..»

– Нюся! – окликнула она чуть громче.

– Ну чего тебе? – Нюся высунула голову из стены напротив – той, что смыкалась с родительской спальней.

– Пойдём в гости к кому-нибудь, – предложила Люба.

Нюсина голова на секунду исчезла в стене, потом появилась снова.

– Знаешь, – виновато сказала Нюся, – я сейчас слегка занята. Понимаешь, тут Тёма никак не уснёт…

– И ты туда же, – горько вздохнула Люба и пнула шкаф. – Ну и ладно. Ну и нянчитесь все со своими Ромами-Тёмами!

* * *

– Мам! – крикнула Люба, выходя в коридор. – Я к Аделаиде Семёновне!

– Хорошо, милая, – отозвалась мама откуда-то из глубины квартиры. – Сильно не задерживайся! Ты ведь помнишь, что нужно лечь спать пораньше? Завтра важный день!

* * *

– …а потом и Нюся стала с ними носиться! – закончила Люба свой возмущённый рассказ. Здесь, на кухне у Аделаиды Семёновны, в компании хозяйки дома, Маруни и Соколовского-Квартирного, она начала понемногу успокаиваться. Перспектива переселиться на чердак казалась уже не такой привлекательной – ведь зимой там могло быть довольно холодно.

– Молодец Нюська! – с удовольствием сказала Маруня и потянулась за сахарницей.

– Ничего себе – молодец! – Люба даже поперхнулась от негодования. – Она меня бросила, как все!

– Не говори ерунды, – добродушно вмешалась Аделаида Семёновна. – Никто тебя не бросал. И твои родители любят тебя точно так же, как и раньше. Просто твои младшие братья сейчас куда больше, чем ты, нуждаются в их внимании.

– А Нюська – молодец! – встряла Маруня, накладывая в свою чашку уже шестую ложку сахара. – Я-то думала, она вовсе непутевая. А из неё ещё, может, и неплохая квартирная выйдет.

– Понимаешь, Люба, – Соколовский-Квартирный задумчиво огладил бороду, – у квартирных ведь своё назначение есть. То есть нет, не так – своё назначение есть у каждого. Только людям с этим непросто. У людей назначение разное бывает. Им его самим искать приходится. Кто-то так и не находит и всю жизнь живёт несчастным… Нам, домовым да квартирным, легче. Мы с рождения своё назначение знаем. Мы живём для того, чтоб в нашем доме были лад, уют и порядок. Нянчить детей и присматривать за младшими – прямая домового обязанность. Если в каком доме ребёнок плачет непрерывно, кричит по ночам часто – плохой в том доме квартирный, или даже вовсе его нет. А Нюся – умница, она своё дело знает. А если не делать того, что ей назначено и на роду написано, она будет очень несчастной… ты ведь этого не хочешь?

– Не хочу, – Люба нахмурилась. – Я только хочу, чтобы всё было как раньше. И все при этом были счастливые.

– Знаешь, дорогая, – грустно сказала Аделаида Семёновна, в очередной раз ставя на плиту чайник. – Как раньше, к сожалению, никогда ничего не бывает. А может, и к счастью. Время идёт только в одну сторону, и то, что проходит, уже не повторяется. Зато обязательно приходит что-то новое. Поэтому нужно обязательно радоваться тому, что у тебя есть. И даже если это потеряешь – тому, что у тебя было, и тому, что осталось… Мне-то можешь поверить, – она тяжело вздохнула.

Люба с удовольствием поверила бы Аделаиде Семёновне, но она не совсем поняла все эти путаные «что есть» и «что было». Впрочем, её уже заинтересовала новая мысль.

– А у меня тоже есть назначение?

– Ну конечно, – кивнул старый домовой.

– А какое у меня назначение?

Соколовский-Квартирный пожал плечами:

– Тебе решать, тебе искать… вам, людям, непросто.

Люба на несколько секунд задумалась.

– А потом, – она с надеждой подняла голову, – ну то есть когда они подрастут, когда будут как я сейчас – Нюся тогда станет прежней? Тогда ведь даже можно будет играть всем вместе?

– Для тебя – уже нет, – отрезала Маруня.

Соколовский-Квартирный строго посмотрел на неё, потом обернулся к Любе:

– Видишь ли. Когда они подрастут… Боюсь, ты перестанешь видеть Нюсю. И всех нас – тоже… и имена наши забудешь…

– Как это?! – Любе не верилось, что такое возможно. – Ни за что я не забуду!!

– К сожалению, забудешь, – вздохнула Аделаида Семёновна. – Все забывают. Лет в 10–12 человек постепенно начинает думать как взрослые и так же видеть мир… Меня ты, скорее всего, будешь, как все, считать просто выжившей из ума старухой. Может, и не будешь, конечно. Это тоже тебе решать. А если я однажды напомню тебе о Нюсе… ты, может быть, вспомнишь, что у тебя была странная кукла с таким именем… или выдуманная подруга.