Книга Дочь Луны - Рут Валентайн

Легкий стук в дверь всполошил его: очевидно, Фэйт все-таки услышала его приглушенное кряхтение.

— Мик, я надеюсь, ты в порядке?

— В полном, о Дочь Луны. Полнее не бывает.

В ту же секунду Мик пожалел о своем сарказме, потому что дверь неуверенно приоткрылась. Затем в нее робко пролезла голова, и, лишь убедившись, что Мик не спит и сидит в кресле, Фэйт решилась переступить порог.

— Я услышала звуки, похожие на стоны, — испытующе промолвила Фэйт. — Тебе не нужна помощь?

— Я никак не могу дотянуться до шнурков, — признался он.

— Боже, они же тебя всего перевязали! — Фэйт шагнула к нему. Мысль о том, что Мику нужна помощь, заставила ее забыть о робости. Белые, свежие бинты, казалось, светились на его смуглой атлетической груди. — Дышать-то хотя бы можно?

— О, с этим никаких проблем! — воскликнул Мик, с тревогой отметив, как хороша сейчас Фэйт в своем красном махровом халате и пушистых тапочках. Волосы ее были распущены, на щеке еще виднелся отпечаток подушки.

— Извини, — сказал Мик. — Я, кажется, разбудил тебя?

— Ерунда, — отмахнулась она и, опустившись на колени, начала расшнуровывать его ботинки. Давалось ей это нелегко, потому что руки дрожали, а в голове вертелась мысль, что вот он — рядом, обнаженный по пояс, беспомощный и покорный ей.

Мика ее близость взволновала не меньше, но он постарался отогнать от себя это наваждение.

Фэйт наконец справилась со шнурками, и Мик тут же отшвырнул ботинки в угол.

— Спасибо, — буркнул он.

Не поднимаясь с колен, Фэйт улыбнулась ему.

— Ты ведь обещал мне быть дома к ужину, Мик.

— Обещал, — признался он. — Полагаю, мне следовало бы извиниться, что я не сдержал слово.

— Извиниться? — Фэйт отрицательно мотнула головой. — Не надо мне извинений.

Она порывисто встала, и Мик вдруг непроизвольно обнял ее за талию. И вот уже она стояла перед ним, а он, не удержавшись от искушения, прижался ухом к ее круглому животу. И почти тут же почувствовал легкий толчок.

— Она меня сегодня с ума сводит, — в порыве доверия призналась Фэйт. — Елозит и елозит, непоседа этакая.

— Она? В каком смысле она?

— В самом прямом. Не сомневаюсь, что это девочка.

Мик ощутил еще толчок, и в это самое мгновение рука Фэйт ласково взъерошила ему волосы.

— Мик! — дрожащим голосом прошептала она.

— Гм?

— Я тебе очень благодарна. Мне так не хватало человека, который разделил бы со мной мою радость…

Мик поднялся, и ее рука соскользнула с головы на его обнаженное плечо.

— Фэйт, — начал он и замолк, не зная, что и сказать. Она была слишком близко — непозволительно близко для человека, выбор которого — уединение, и ее белые нежные пальцы мерцали на смуглой коже его плеча.

— Мик, — срывающимся от волнения голосом вымолвила Фэйт. — Мик… У меня такое странное чувство… — Она вся дрожала, ноги ее подкашивались.

В ту же минуту он обвил ее своими сильными руками.

— Что случилось? — хрипло прошептал он. — Тебе дурно?

Но в ту же секунду Мик понял, что ее слабость и дрожь не имеют никакого отношения к здоровью. Как зачарованная, Фэйт смотрела на свою руку, медленно двигающуюся вдоль его обнаженного плеча.

— Ты такой горячий, — дрожа, пробормотала она. — И такой красивый… Я…

Да он и сам чувствовал себя не менее зачарованным — этой теплой, шелковистой кожей женщины, спутанными прядями волос, похожими на блики лунного света на воде, нежным благоуханием, исходящим от ее тела.

Мик безуспешно пытался взять себя в руки: обычно это удавалось ему так легко, что приятели за глаза называли его «роботом». Ее нежная рука гладила его по обнаженному плечу. Мик разомкнул веки и, помедлив, прошептал:

— Погляди на меня, Фэйт.

Зрачки ее расширились, губы приоткрылись, щеки разрумянились от возбуждения. Эта женщина сама не понимала, что с ней творится! Как с ней такое вообще могло случиться?

— Мик! — слабо выдохнула она.

Он бы давно мог послать ко всем чертям самообладание и контроль над собой, но какая-то часть его сознания продолжала напряженно работать. И именно сейчас до Мика дошло, что Фрэнк унижал жену и в интимной сфере, добиваясь сексуального удовлетворения для себя, и в то же время полностью игнорируя ее чувства. Сейчас на Фэйт впервые в жизни нахлынули желания, которые, за недостатком опыта, она не сумела бы объяснить. И если он, следуя здравому смыслу и инстинкту самосохранения, отодвинется, для Фэйт это будет очередным ударом по ее и без того растоптанной гордости, очередным подтверждением ее физической и психической неполноценности. В результате она уже никогда не даст волю своим чувствам, своему влечению к мужчине, и тогда Мик сможет считать, что довел до конца дело, столь успешно начатое Фрэнком.

Прижав Фэйт к себе, он заставил ее положить голову себе на плечо.

— Да хранит молчание Дочь Луны, — глухо прошептал он. — Прижмись покрепче и закрой глаза. Все будет хорошо.

Она казалась такой маленькой, такой хрупкой, что пробудила в его душе скрытую от всего остального мира, почти забытую нежность — только так можно было назвать чувство, с которым он касался губами ее волос, вдыхая их божественный запах, ласково гладил ее плечи.

Мик почувствовал, как у него перехватывает дыхание, как ее безоговорочное доверие легко взламывает барьеры, до сих пор наглухо отделявшие его от всего мира, но главное — от себя самого. Откуда в ней столько веры, столько беззаветности — неужели эхо того канувшего в небытие лета вернулось к ним?

А впрочем, разве это так уж важно? Она прильнула к нему, уверенная в его надежности и порядочности, и он хотел ее сейчас больше, чем кого-либо и когда-либо. Она была как надежда, с которой он давно распрощался, греза, в существование которой он и поверить не мог, и почему бы ему не отбросить на эти несколько минут осторожность и целиком не отдаться чувствам, захлестнувшим его.

Мик осторожно приник губами к ее рту — ни намека на сопротивление или нерешительность. На порывы его жадного, ищущего языка она отозвалась так, будто всю жизнь ждала этого мгновения.

А когда ее руки, словно в забытьи, поднялись и легли на его обнаженные, могучие плечи, он и вовсе отбросил дурацкую осторожность. Господи, как же это ему нужно, оказывается, чтобы кто-то обнимал его! Мысли со звоном рассыпались в пустоте сознания, как жемчуг с оборвавшихся бус по паркету гостиной.

— Боже, Мик! — бормотала Фэйт, прижимаясь лицом к изгибу его шеи и вдыхая в себя его запах.

За последние четыре года окончательно убедив себя, что волшебные сказки не более, чем ложь, сейчас она с изумлением открывала в себе неиссякаемые родники страсти и потребность любить и быть любимой. В течение последних месяцев она планировала для себя жизнь без мужчин, то есть без мужчин вообще, жизнь, где она окажется вне их досягаемости и наконец-то ощутит себя в полной безопасности. Выходит, она зря строила планы, не подозревая о том, что эти ужасные грубые существа способны пробуждать в ней бездну чувств, дарить наслаждение и при этом привносить ощущение полной защищенности? Но зачем ей это открытие именно сейчас, когда она уже расчертила и разметила для себя иной план жизни?