Книга Честь Афродиты - Владислав Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё это вовремя. Как раз. Только нас расставили по местам, мы принялись трудиться, на строительную площадку, фронтом вошли вооружённые милиционеры, за ними трое в штатском…
Марго у самодельной печки вместе с бабой-Ягой, я, корячась от тяжести, таскаю на спине кирпичи, по прогибающимся мосткам, дядя Коля — спиной к фронту, мастерком по кирпичной кладке царапает, сварщик приваривающийся электрод с трудом отрывает, а он вновь прикипает… Мы все в работе…
— Эй, вы, строители хреновы, шабаш! Хенде хох, вам сказали! Стой!
Строители послушно замерли в тех позах, в каких команда застала.
— Кто у вас начальник здесь, кто старший? — начальственно спросил крупный, потеющий милиционер, с автоматом наизготовку и в бронежилете. Они все были в бронниках, все с автоматами, и все потели. Жарко. Солнце.
Тот узбек, или кто он там, который нам помогал, гастарбайтер, ещё больше согнулся, совсем коверкая слова, ответил односложно и с трудом:
— Начальника нету… он городе его дом. Редко приезжай. А наша старшая уехал магазин за кирпич. Кирпич нету. Работа нету. Денег нету. Ничего нету.
— Понятно! Скажи-ка, чурка, посторонних у вас тут нету, не проходили?
— Пастаронний?! — Повторяя, «чурка» мягко пропел вопрос, пытаясь видимо понять смысл, нахмурил брови, потом обрадовано разулыбался, замахал в сторону кухни руками… Всё, понял я, сейчас сдаст, сдаст… Там Марго с ложкой застыла, и баба-Яга глазки в испуге спрятала… — Да-да-да, биль пастаронний. Вон он, сабак. Вчера пришёл, и не уходит. Галодний бил… Ми и сами галодний, но сабак накормиль. Ваш сабак?
Милиционеры проследили взглядом в указанном направлении, там действительно, свернувшись клубком, лежала дворняжка, спала, она даже ухом «на гостей» не повела.
— Понятно, — вытирая шею платком, хмыкнул другой милиционер, в возрасте. — Оставьте её себе. Пригодится. На рагу как раз.
— Короче. Ты, чурек, отвечай, тебя спрашивают, — крупный милиционер повысил голос, — кто чужой здесь не проходил? Русские. Два мужика. Один старый и с усами, другой молодой, спортсмен, ну?
— А, рюсски мужик? Проходиль, проходиль. Вон туда пошёл, один старый, совсем хромой, другой такой же, толко маладой-маладой совсем. С мешками, бутильки собираль. У нас нету. Толко старий консерва. Я видел, начальник, да.
Поисковая группа оживилась, поправляя ремни автоматов, опасливо переглядываясь и вытягивая шеи в указанном направлении.
— Ага, это они. Точно они. Под бичей маскируются.
— Догоним.
— Артисты. Косят.
— Так куда, говоришь, они пошли? Давно?
— А туда, — рабочий указал в сторону леса, как раз по ходу группы.
— Тебя, чурка не русская, русским языком спрашивают: давно?
— А-а! Как толко наша бригадир машина поехала! — с готовностью ответила нерусская чурка.
— Ёпт… А-когда-«ваша-бригадира-поехала!», придурок, тебя спрашивают, ну? Сколько минут назад, говори? — Уже откровенно сердясь, прикрикнув, угрожающе поведя стволом автомата, передразнил товарищ старший сержант.
Рабочие, опасливо сжавшись на автомат, что-то коротко «выговорили» «чурке» по-своему, тот понял, с жаром сообщил милиционерам.
— А-а, минут как тридцать наша бригадира уехал. Полчаса. Вот.
— Дошло.
— Наконец-то!
— Значит, туда, говоришь, они пошли? Точно?
— Туда-туда! — сообщил «чурка», все остальные рабочие дружно закивали головами.
— Там же море.
— Да. Купаться и пошли. Бутилка мить. Мы всегда после работа туда ходим. Мыться. Ха-ароший вода, тёплий, и мила не нада.
— Тьфу, купаться они туда ходят, — ругнулся милиционер, — и мыло им не надо. Всё, вперёд, группа. Цепью разобрались! Интервал пять метров…
И они с шумом растворились в лесной чащобе.
Проводив насторожёнными взглядами поисковую группу милиционеров, «иностранные» рабочие, все, как один, распрямились, вздохнули свободно, разулыбались, и разом весело негромко заговорили между собой на своём языке. Потом спросили нас, по-русски.
— Хорошо получилось? Вам понравилось? Я — Рахмон, — назвал своё имя парень. — Мы из Андижана. Братья, а это наша старшая сестра, указал он на кухарку.
И не чурки они, нормальные ребята, даже женщина с ними не баба-Яга, а… «нормальный женщин». Мы поблагодарили:
— Спасибо, Рахмон-джан! Отлично, ребята!
— Настоящий «Ленком» получился.
— Ага, Театр Теней. — И рассмеялись, увидев мокрое от пота лицо, лысину, и во все стороны торчащие дяди Гришины усы. Он, наконец, сбросил сварочную маску, и с трудом выдернул держак, оставив пикой торчать прикипевший электрод.
— Тише смейтесь, — одёрнул Рахмон, — Услышат — вернутся. Нам плохо будет.
— Чшь…
— Переодеваемся, и уходим, — скомандовал КолаНикола. И мы принялись снимать маскарадную одежду. Сняв, отряхнулись, смыли с лица и рук «рабочую» пыль, помахали на прощание нашим спасителям, торопливо двинулись в другую от преследователей сторону. КолаНикола вёл нас только ему известной дорогой, прямо по лесу, обходя там и сям разбросанные строительные площадки. Некоторые провожали нас громким лаем собак… Но мы шли. Впереди дядя Коля, за ним Марго, за ней — я. За мной дядя Гриша. В темпе. Часа три так, четыре… Сделали привал. Обменялись мнениями.
«Нас ищут но не всех, а только двоих», это раз. «За нас взялись всерьёз», это два. «Кому-то мы перешли дорогу», это три. «Нам нужно обязательно проверить версию дядя Гриши о том, что Борис Волков ещё жив и где-то здесь». «У нас есть неоспоримый вещдок — ручка-шприц». «Нам нужно где-то всё это переждать», «Мы голодные и устали». Ещё технику нужно до ночи забрать (джип и ямаху), пока их или не угнали, или на запчасти не разобрали. Вроде всё. Нужно спешить.
Побрели дальше. Сопели, терпели, оглядывались по сторонам, но шли. КолаНикола впереди. В очередной раз стороной обошли строящийся огромный коттедж, наткнулись на ухоженные огороды с мелкими домиками. Как я понял, нужные нам. Дачные. Они справа потянулись. Слева плотный лес, за ним, и кое-где в нём, где котлованами, мы видели, где уже цветными крышами красовались разноэтажные огромные коттеджи с высокими глухими заборами. Эти — мелкие участки «экономкласса», разительно отличались от тех коттеджных. Словно старая полуторка против современного красавца тягача «Вольво». Дачные домики простенькие, почти «курятники», остальное отдано земле. А она — я заметил — ухожена, разбита на грядки, грядки на виды овощей, всё в цветах, всё просматривается, потому что, в большинстве, за сетчатыми заборчиками: «Смотри, товарищ, любуйся, нам нечего скрывать». Честно говоря, я в огородном раю мало что понимаю — ну, морковка, ну, горох, ну, картошка, капуста и всё, пожалуй… Ничего другого я распознать не могу, да и пришли мы быстро. Шли, замечу, скрытно, по-партизански.