Книга Эмигрантка. История преодоления - Екатерина Мириманова

Когда меня выписали, рука по-прежнему не двигалась, с двух сторон ее уродовали шрамы. Муж отвез меня домой и в тот же день лег в больницу.

– Но как я буду одна? – Вопрос был скорее риторический. – Я не могу ни помыться, ни причесаться толком, ни еду приготовить, ни водить машину. Мы живем в лесу, до магазина полчаса пешком, а холодильник пустой. Мне ежедневно надо делать перевязки.

– Ты хочешь, чтобы я умер, да?

– Ты сам знаешь, что нет. Но почему ты не лег в больницу, пока там была я?

– Хватит меня изводить!

– Ладно, поступай, как считаешь нужным.

На протяжении следующих недель я не уставала благодарить бога и своих родителей за то, что у меня такая самостоятельная дочь. Не представляю, как бы я справилась, будь на ее месте обычный испанский ребенок одиннадцати лет. Мама и папа воспитывали меня в строгости и сызмала приучали все делать самой. В семь лет я умела готовить и начала подрабатывать в шахматном издательстве, где трудился мой отец, в девять научилась чинить розетки, в одиннадцать – собирать мебель, в тринадцать пошла работать, в шестнадцать зарабатывала больше, чем папа, а в семнадцать жила одна на собственные, кровно заработанные деньги. Свою дочь я растила так же. Катя умела готовить и убирать, сама ездила в школу на рейсовом автобусе. Она без страха делала мне перевязки, спокойно мыла и одевала меня, ходила со мной в магазин и носила сумки.

Хуанки же занимался тем, что изводил меня по телефону.

– Ты должна приехать ко мне, – заявил он, не успев обосноваться в палате.

– Как я приеду, если не могу водить машину? Но главное, в машине трясет – даже на ровной дороге. Ты понимаешь, что мне больно ездить в любом транспорте? – попыталась я вразумить его.

– А мне не больно было? Я сутками сидел у тебя в больнице, несмотря на больное сердце.

– Так и знала, что в итоге ты попрекнешь меня этим. Ты сидел не ради меня, а ради себя.

Я не уставала благодарить бога и своих родителей за то, что у меня такая самостоятельная дочь. Не представляю, как бы я справилась, будь на ее месте обычный испанский ребенок одиннадцати лет.

– Какая же ты эгоистка!

– Это я слышала уже миллион раз. Есть что-нибудь новое? Если нет, я пошла, мне надо работать. – Мне хотелось поскорее завершить этот бессмысленный диалог.

– Тебя никогда не бывает рядом, когда мне плохо.

Я, до этого мгновения сохранявшая спокойный тон, не выдержала:

– Да как у тебя язык повернулся?! Все эти годы я едва ли не пылинки с тебя сдувала и при этом работала на износ, воспитывала дочь, решала проблемы. А ты? Что делал ты? Никогда я не чувствовала, что могу на тебя опереться. Я устала, я хочу развод, Хуан Карлос. Эти отношения не приносят мне ничего, кроме страданий.

– Если со мной сейчас случится инфаркт, то виновата будешь ты!

Он бросил трубку. Но тут же начал писать. В конце концов, собрав волю в кулак, я поехала к нему, хотя знала, что поездка не принесет пользы ни моему здоровью, ни нашим отношениям. И действительно. Рука разболелась, а весь тот час, что я провела в больнице, мы с мужем непрерывно ругались.

Зря я, конечно, уступила. Заметив, что во мне сохранились остатки жалости к нему, он настоял на том, чтобы я приезжала каждый день вплоть до его выписки. Которая, к моей огромной радости, все-таки состоялась. Честно говоря, в последние месяцы мне подчас казалось, что я попала в замкнутый круг, из которого нет выхода.

Тем не менее Хуанки прооперировали и отпустили домой. Перед выпиской хирург-кардиолог клятвенно заверил меня, что приступы тахикардии не возобновятся. И я с чистой совестью решила, что первый пункт моего плана – вылечить мужа – выполнен.

Осталась самая сложная часть – развод. Я больше не видела себя рядом с этим человеком и в который раз предложила развестись, но он сказал, что не оставит меня, пока я не вылечусь. Мне вспомнилась байка про птичку, увязшую в смоле: стоило ей вытащить хвост – клюв увяз; стоило вытащить клюв – хвост увяз. И так до бесконечности. Я ощутила себя той самой птичкой. Но что я могла сделать? Разве что вылечиться побыстрее.

Однако и на это сил почти не осталось. Тяжелая болезнь едва не доконала меня, а лекарства, которые я принимала горстями, запивая к тому же вином, добивали мой несчастный организм. Все вокруг рушилось, и у меня не было энергии, чтобы этому противостоять. Я не могла ни заниматься любимой работой (с одной рукой невозможно писать или готовить), ни читать (из-за таблеток мозг отказывался воспринимать какую бы то ни было информацию). Отдохнуть в тишине – и то не удавалось.

Рука практически не двигалась, несмотря на то что после операции прошло несколько месяцев. Порой целыми днями я просто лежала на диване. «Какая ирония, – думала я иногда. – Могла ли я еще полгода назад предположить, что мы с Хуанки поменяемся ролями?» Однако разница между нами была: когда он восстанавливался после операций, я хотя бы не затевала ссор.

Я не хотела никуда ехать, ни с кем встречаться. Мне было абсолютно безразлично, как я выгляжу, сколько вешу и что будет со мной дальше. Я все глубже погружалась в бездну апатии и уже не рассчитывала из нее выбраться.

Доктор Роми – терапевт, которая лечила мою руку после операции, – посоветовала мне сходить к психологу. Я восприняла это предложение скептически, поскольку не верила мозгоправам: многих из них я знала довольно близко и была в курсе того, что в их жизни, как правило, царит полный бардак. Тем не менее я уважала моего терапевта и потому решила воспользоваться ее рекомендацией.

Как и ожидалось, психолог задавала стандартные вопросы и произносила стандартные подбадривающие фразы. Я и сама говорила бы нечто подобное, если бы захотела поддержать человека, оказавшегося в сложной ситуации, в которой мне не довелось побывать.

Но одна из идей, высказанных во время сеанса, все же задела меня за живое: «Мы не всегда задаем ритм в этой жизни. Не все зависит от нас. Порой нужно просто расслабиться и отпустить вожжи, вместо того чтобы непрерывно ставить перед собой цель за целью». Я задумалась.

С одной стороны, расслабляться – это как раз то, чего я не умела. Всю жизнь я из кожи вон лезла ради собственных или семейных целей. С юных лет мне пришлось самой зарабатывать на хлеб. Уже в семнадцать я пахала как проклятая, чтобы добиться приличной зарплаты и обеспечить свое существование, а параллельно училась в лингвистическом университете, который, к слову, окончила экстерном. В девятнадцать я начала жить с Олегом, а через два года, в 2004-м, родила Катю. За все это время я не работала только четыре дня: в тот день, когда меня положили в роддом, на следующий, потому что рожала, а затем мне понадобилось еще двое суток, чтобы прийти в себя. И сразу же после этого я приступила к «труду и обороне». Даже уходя в отпуск, я обязательно брала подработки.

Мне не нравилось останавливаться на достигнутом, я всегда была очень амбициозной. Ну а когда всерьез занялась писательством, то и вовсе забыла об отдыхе. Со мной неизменно были компьютер и телефон, постоянно разрывающийся от звонков. Я часто не спала ночами, чтобы закончить книгу в срок. Я знала, чего хочу добиться, и стремилась к успеху. Хотя вскоре после тридцатилетия немного растерялась. Казалось, я достигла всего, о чем можно мечтать в моем возрасте: более двадцати книг, замечательная дочь, переезд в Испанию, стабильный высокий заработок, путешествия по всему миру. Как отыскать новую мечту? К чему сейчас стремиться? Однако кризис продлился недолго. Уже спустя три месяца я поставила новую цель – издаться в Испании. Через год и этот рубеж был взят.