Книга Дневник В. Разрыв - Дебра Кент

Я сказала, что могу организовать транспортировку тела Мэри на Филиппины, и Эста пообещала, что будет сопровождать гроб из Манилы в провинцию Илокос, даже если ей придется объясняться с родителями Мэри.

— Это все моя вина, я им так и скажу, — вздыхала она. — Я несу за это полную ответственность.

Я попросила Эсту рассказать мне все, что она знает о Мэри. Около часа она рассказывала, откуда взялась эта девочка, как она попала в Штаты и стала другой женой моего мужа.

Мэри принадлежала к народу ифугао, трудолюбивым, патриархальным земледельцам. Ифугао известны великолепными рисовыми посадками-террасами на склонах Лусонских гор. Их семья была одной из беднейших в деревне, они жили в основном за счет небольшого бататового поля на склоне холма. Батат да жалкие гроши, которые они выручали от продажи кур для ритуальных жертвоприношений, — вот и все семейные доходы. Родители хотели выдать Мэри замуж за младшего сына более состоятельной семьи, когда ей исполнится двенадцать лет.

Незадолго до своего двенадцатого дня рождения Мэри подружилась со студенткой из Беркли, которая приехала в поселок изучать микроэкономику на примере местных крестьян. Мэри упросила студентку, дочку министра, подвезти ее до Манилы, где у Мэри был какой-то дальний родственник. Студентка высадила Мэри возле почты, как та хотела. Но никакой родственник ее не встретил, и девочка осталась на улице, попрошайничала вместе с другими беспризорными детьми. Мэри была крепкая и сообразительная, она быстро научилась добывать еду в мусорных ящиках за ресторанами. И ни разу не пыталась послать весточку родителям.

Через два года кто-то познакомил ее с Вильямом Простом, американским предпринимателем. Прост сказал ей, что он помогает бедным девушкам найти счастье и защиту в Штатах. Узнав, что он занимается знакомствами по переписке, Мэри испугалась — ей приходилось слышать о девушках, которых продали без их ведома в публичный дом, — но Прост убедил ее, что он не продает девушек, просто устраивает знакомства.

— Никто тебя не покупает, глупышка, — рассмеялся он. — Мужчины платят за честь встретить такую девушку. Все вполне законно, даже романтично.

Прост дал ей подходящее христианское имя, поселил в тесной квартирке над прачечной с четырьмя другими девушками и дал им денег на текущие расходы. Мэри была благодарна ему за еду и крышу над головой.

Так, несмотря на жесткие законы общества ифугао и суровую патриархальную узду, Мэри сбежала в Манилу и стала одной из КЛИТ-девушек Проста — променяла свой родной язык на английский, позировала в целомудренной белой кофточке для его каталога. Она завысила свой возраст, и Прост сделал вид, что верит ей. Фото провисело в сети две недели, и она получила свое первое предложение — от «известного американского сценариста». Он засыпал ее письмами по электронной почте, присылал ей фотографии своего дома (моего дома!) и копии газетных рецензий на его пьесу «Черный». Соседка по комнате помогла ей перевести письма — они были очаровательны и поэтичны. Но Мэри почему-то испугалась и решила совсем оставить это предприятие. Девушки набросились на нее, уговаривая рискнуть. Говорили, что мистер Тисдейл выглядит симпатичным мужчиной, а ее никто не заставляет сразу выходить за него замуж, ее только встретиться просят! Что, от нее убудет, что ли?

Как только Мэри оказалась в Америке, Роджер сказал, что у нее нет другого выхода, кроме брака с ним. Напел ей, что она будет жить как принцесса, ни в чем не будет нуждаться. Мэри колебалась. Тогда Роджер сменил тактику. Заявил, что ее действия незаконны и что в Америке есть тюрьмы специально для таких девиц, как она. Мэри верила каждому его слову и рассудила, что из двух зол надо выбрать меньшее. Она убеждала себя, что ей очень нравится бледный американец, оставляющий ее в одиночестве по целым дням, а то и неделям. В конце концов Мэри начала даже любить его. Он позволил ей завести кошку. Обещал отправить в школу. Мэри хотела стать медсестрой.

Я даже не пытаюсь описать, что сейчас со мной происходит. Чудовищное отвращение к махинациям Роджера, ужас и боль смерти Мэри, горечь вины — ведь я тоже не уберегла ее. Почему я не заметила появления этих трав, не следила за домом? Почему мне взбрела в голову мысль, что я могу учить жизни эту юную филиппинку? Как будто мой собственный брак и поступки достойны восхищения и подражания! Как будто я могла распорядиться ее жизнью лучше, чем своей собственной!

Не спала двадцать шесть часов, мерещатся мухи на стенах.

На сегодня все.

В.

17 марта

Только что ушел отец Ли. Вчера ночью я ему позвонила, разбудила его жену (она, кажется, разозлилась). Отец Ли ночевал на кушетке в гостиной. Утром отвел Пита в школу. Он утешал и поддерживал меня, готовил мне чай, молился вместе со мной и молился за меня, когда я смогла наконец уснуть. Я все рассказала ему о Роджере, Мэри, моем отце — полностью, без утайки. И он ни разу не осудил меня, не пристыдил, не обвинил ни в чем. Он слушал меня с открытым сердцем и, когда рассказ был кончен, взял меня за руку и помог мне молиться. О чем я просила Господа? Чтобы он дал мне силы встретить новый день, стать хорошей матерью моему сыну, молиться за Мэри, не мучаясь чувством вины. Я просила у Господа сил, чтобы перенести все трудности — болезнь и будущую смерть отца, развод с Роджером — и начать новую жизнь одинокой женщины.

Отец Ли хотел, чтобы я попросила у Господа сил простить Роджера, но к этому я пока не готова.

На сегодня все.

В.

25 марта

В семь утра позвонила Линетт — напомнить мне о «Шоу семейных реликвий».

— Надо прийти туда не позже девяти, если мы хотим, чтобы наши вещи оценили.

Я даже глаза не могла разлепить. Выбраться из постели не было никаких сил, но Линетт мертвого подняла бы.

— Пошли, Вэл, тебе нужно проветриться. Кертис присмотрит за мальчиками. И вообще, разве ты не хочешь узнать, сколько стоит твоя статуэтка?

Я подняла Пита, накормила его холодным рулетом и наложила новый макияж поверх старого.

Как и следовало ожидать, зал был набит битком, было жарко и душно. Четыре видеокамеры были установлены над четырьмя столами для оценки реликвий. Мы с Линетт выбрали стол, к которому тянулась самая короткая очередь. За ним восседала седая коренастая женщина, представленная как Салли, одетая в ярко-красную блузку, длинную черную юбку и громоздкие бежевые ботинки, которые производители пытаются (безуспешно) выдать за кроссовки. Через час и пять минут подошла очередь Линетт. Она поставила коробку с сервизом на стол. Салли быстро осмотрела чашки, поднося их к самому носу, и порылась в маленьком справочнике, потом махнула камере. Объектив повернулся к ней.

— Линетт, вы говорите, что этот сервиз — подарок вашей бабушки, да?

— Да, это подарок маминой мамы, — сказала Линетт. — На свадьбу.

— А вы знаете, как он у нее оказался?