Книга Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Изумительно! – коротко ответила Галина Васильевна и замолчала.
– Что ты молчишь?
– Мне надо петь? Или станцевать у телефона? Неужели ты не мог позвонить вчера?
– Я поздно освободился и не хотел тебя будить.
– Я ведь тоже человек.
– Догадываюсь.
– Сегодня тебя ждать?
– Я позвоню.
– Завтра днем?
– Ч-что ты, Г-галочка?! Может быть, и сегодня…
– До свидания, – сказала она, – всего тебе хорошего.
Садчиков в сердцах швырнул трубку на рычаг и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– Эх, милый ты мой начальник, – сказала бабка певуче, – бог, он все видит, все прегрешенья людские и все людские доблести.
– Конечно, – согласился Садчиков и утвердительно покачал головой, – это вы, бабуся, в-верно говорите. А Надя когда придет?
– Она всегда тут, – сказала бабка и тронула себя где-то около ключицы.
– В сердце? – спросил Садчиков.
– В нем, – убежденно ответила бабка и вытерла слезу, которая то и дело закипала у нее в левом глазу. Садчиков понял, что бабка перенесла инсульт, от этого у нее так часто собирается слеза в уголке глаза.
– Ну, а здоровье как у вас?
– Нет теперь на земле здоровья, – сказала бабка. – Вон у моей мамаши нас тринадцать человек было, а у Лешки-то, у сына мово, – одна Надюшка. Мужик с виду сильный, а на большее не вытянул, как на одну девку. Четверых у меня на войне убило, а Лешка самый младшенький, ему пятьдесят три, выжил. А лучше б и не выживал. Куском хлеба старуху корит, с дома гонит. «Теперь, говорит, все работают, давай, говорит, мама, и ты вкалывай». А Надюшка, дай ей господь наш всевышний, ангел. Кто меня кормит, поит и обувает? Кто меня на земле держит? Надька. Труженица девка. Днем в магазине, вечером в техникуме, а ночью у корыта да на кухне. Так вот я тебя и спрашиваю, сыночек, есть бог на земле или нет?
– На земле нет, а в н-небе – наверное.
– Сам-то крещеный?
– Не знаю.
– Как же ты не знаешь, сынок, а? Это дело все знают!
– Я сирота, м-мамаша, меня в приют подкинули.
– Ах ты, горемыка! – запричитала бабка. – А гляди, обратно, боженька. Вон ты какой долдон с его милости вымахал. Верста верстой. Раньше такие в лейб-гвардии его величества государя императора служили. Мой дед в гусарах был, в ампериалистическую его положили. Два метра росту имел. Как столб. Надька в его пошла. Красавица, рослая, не то что пигалицы сейчас ходят, безо всякого женского достоинства. Грудей нет, чем детей-то кормить будут? С пальца не пососешь, а у нонешних не цицка, а кукиш…
– А к-карточки Нади есть?
– Есть, миленький, есть. Вона, в альбомчике, на комоде стоят.
Управдом взял альбом и передал его Садчикову. Надежда Мамонова строго глянула на Садчикова. Глаза у нее были маленькие. Рядом с ней стоял парень в форме летчика.
– Жених? – спросил Садчиков.
– Жених, – вздохнула бабка, – тут в переулке жил.
– Ничего парень?
– Да ничего так… Щупленький только. Ручищи длинные, а худые, как твои плетки. В плечах тоже неширокий, щупленький. Я Надьке-то говорю: щуплый – он и есть щуплый…
– Бабуся, – спросил Садчиков, – а Костя д-давно не ходил?
– Давно.
– Поругались?
– Да нет… Он же теперь в Белоруссии служит.
– Жених?
– Ну да. Костька его зовут.
– Нет, я про того Костьку с-спрашиваю, про черненького, со шрамиком на лбу, Назаренко его фамилия.
– Ты, сынок, на Надежду напраслину не возводи. Она себя соблюдает, не то что некоторые.
Садчиков распрощался с бабкой и, выйдя от нее, позвонил в отделение.
– Пожалуйста, пошлите кого-нибудь из о-оперативников в продмаг номер сто пятьдесят два, на углу… Да, да, там… Вызовите Надю Мамонову и поспрашивайте ее о Назаренко. Может, с-слыхала. Да. Я позвоню через полчаса. До свидания.
Дверь открыл рослый парень, выбритый до синевы, в черном спортивном костюме. Садчиков поджался: чутье подсказало ему, что он нашел именно то, что искал.
– Из райжилотдела, – бросил он и обернулся к управдому. – Ну, показывайте, где здесь менять перекрытия.
Управдом быстро взглянул на Садчикова и все понял. Военный в прошлом, он сразу же сориентировался в обстановке и вошел в квартиру первым.
– Где ответственные съемщики? – спросил управдом парня.
– Надя, – крикнул тот, – к тебе пришли!
Надя вышла из ванной в халатике, босиком. Она лениво оглядела пришедших и спросила, зевнув:
– В чем дело?
Лицо у нее было помятое, с синяками под глазами, чуть оплывшее, но все же очень милое.
– Тут у вас перекрытия подгнили, – сказал управдом, – нам надо посмотреть полы. В комнаты войти можно?
– Идите, – ответила Надя.
Садчиков долго простукивал пол в передней, поглядывая при этом на обувь, стоявшую под вешалкой. Потом он вошел в комнату, увидел неприбранную кровать, остатки еды на столе, порожнюю бутылку «Букета Абхазии» и пепельницу, полную окурков.
– Вторую к-комнату откройте, – попросил он.
– Она открыта, – ответила Надя, – там сестра живет.
Во второй комнате никого не было. Потом Садчиков зашел в ванную комнату и на кухню. Там тоже было пусто. Он вернулся в комнату, улыбнулся, погрозил Наде пальцем и сказал:
– В-вот я вас хорошо п-помню, а вы меня забыли.
– Откуда же вы меня помните?
– А н-нас Костя знакомил.
– Где?
– Д-да здесь, около киоска.
– Может быть, – ответила Надя и пояснила парню: – Чего смотришь, это муж, Костя, он в ресторане сидел, помнишь?
– Назаренко, – подсказал Садчиков.
– Ну да, – повторила Надя. – Кот.
– В-вы еще долго будете д-дома? – спросил Садчиков. – Мы водопроводчика должны п-прислать…
– Ломать?
– Нет, – сказал управдом, – текущая профилактика, ничего не потревожим…
– Часа два еще пробудем, – посмотрев на своего приятеля, ответила Надя, – да, Сережа?
– Конечно.
– А тебе когда на стадион? Не опоздаешь?
– Нет, дорогая, – ответил парень, – не опоздаю…
– А К-кот где? – спросил Садчиков. – О-обещал позвонить – и пропал.
– Мы с ним поссорились, – ответила Надя, повернувшись к Сереже спиной, и сморщила лицо. Осторожно подмигнула Садчикову и выдохнула: – Разводиться будем.