Книга Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Договорились! – засмеялась Анжелина. – Тогда мне поможет Розетта. У нее все отлично получится.

До площади с фонтаном оставалось еще несколько метров, когда они снова обменялись поцелуями. Восхитительным ароматом жареного мяса тянуло от таверны мсье Серена, где под каменными сводами аркады собрались многочисленные посетители. С зубчатой стены церкви вспорхнули горлицы.

– У меня в кармане документ, удостоверяющий право твоего дядюшки и Албани опекать Бруно до его совершеннолетия, – сообщил Луиджи. – Помощник нотариуса сделал мне копию, и мы отошлем ее в Бьер.

– Любимый, спасибо!

И они снова поцеловались, опьяненные очарованием весны и бесконечной радостью, заставлявшей их сердца биться в унисон.

Глава 4

Леонора

В мануарии Лезажей, пять дней спустя, в субботу, 13 мая 1882 года

Леонора наблюдала за Эженом, своим младшим сыном. Малыш сидел в манеже из полированного дерева среди атласных подушек и играл погремушкой. Гильем настоял на том, чтобы манеж, это недавнее приобретение, установили в углу в гостиной, возле занавешенного бежевым муслином окна. Оноре Лезажу это пришлось не по нраву: старый законник полагал, что детям место в детской или в саду.

Личико ребенка светилось невинной радостью, и каждый раз, когда он улыбался, на подбородке появлялась симпатичная ямочка.

– Ты всем доволен, мой милый? – тихонько проговорила Леонора.

Маленький Эжен уронил погремушку и, опираясь на предплечья и колени, быстро пополз к ней.

– Вставай на ножки, хитрец, ты уже большой! – засмеялась молодая мать. – Ну, хватайся за перильца!

Клеманс, сидевшая возле отделанного черным мрамором камина, в котором даже сейчас горел огонь, укоризненно покачала головой. Она вышивала салфетку, положив ноги на пуфик.

– Леонора, не пора ли отнести мальчика в детскую? Николь уже несет чай.

– Не думаю! Сегодня дождь, и Гильем не пошел в свою беседку. Скоро он будет здесь, и я хочу, чтобы они с Эженом немного поиграли.

– Я не сомневалась, что вы поступите по-своему, как, впрочем, и всегда.

Николь, которая расставляла на столе чайный сервиз, передернула плечами. Клеманс этого не видела, поскольку сидела к горничной спиной.

– Мадам, заварить чай с бергамотом или черный, на английский манер? – спросила Николь довольно-таки резким тоном.

– С бергамотом. День мрачный, и хочется выпить чего-нибудь душистого, – отозвалась Леонора.

– Хорошо, мадам.

– Полагаю, мои желания во внимание не принимаются? – саркастически улыбнулась Клеманс, которой за день надоело терпеть ужимки служанки и дурные манеры невестки.

К ее удивлению, Леонора предпочла не ввязываться в словесную перепалку и промолчала. Это случалось нечасто. Она любовалась маленьким сыном и, казалось, не замечала ничего вокруг. На самом же деле Леонора раздумывала над тем, какую линию поведения предпочесть. Сегодня утром она получила свою долю удовольствия в объятиях любовника, и теперь чувствовала себя умиротворенной.

«Жить в усадьбе мне нравится, – размышляла она. – Альфред меня любит, он доказывает мне это на каждом свидании. У меня снисходительный супруг, по крайней мере, до сих пор он был таковым. Я могу давать балы, принимать у себя гостей, составлять меню… Если я донесу на Анжелину, перемены могут коснуться и меня. Гильем, конечно, придет в ярость, да и у Жозефа де Беснака достаточно денег, чтобы выручить женушку из беды. Не стоит забывать и о том, что повитуха Лубе помогла родиться Эжену, а потом заставила меня заботиться о нем и любить его так же, как я любила Бастьена. На мое счастье!»

Ее не покидали сомнения, однако в душе она знала, что судья Пенсон – alter ego ее любовника – не оставит ей выбора. Теперь он изводил ее вопросами о преступнице повитухе и сообщил, что уже переговорил об этом деле с бригадиром жандармов. Леонора на это ответила, что узнать имя повитухи оказалось не так просто – служанка категорически отказалась выдать злодейку. Так что в этот послеполуденный час, глядя на блестящую после дождя листву деревьев в обширном парке, она колебалась и не могла решить, хочет ли, чтобы месть свершилась.

«Лучше подождать еще немного. Рассказать Гильему, что я все знаю. И хорошо бы увидеть этого мальчика. Боже милостивый, но, выходит, по крови он – Лезаж, то есть сводный брат моих сыновей!»

Это умозаключение привело ее в отчаяние. Она внимательнее всмотрелась в черты Эжена, и ее объял чуть ли не священный ужас, как если бы этот малыш был звеном цепочки родственной связи между нею и Анжелиной. Злонамеренные советы, которые ей нашептывала Николь накануне, перед сном, снова всплыли в памяти: «Мадам, это дитя – ваш главный козырь! Теперь вы можете отомстить мсье за все свои мучения. Только он не должен видеться с мальчиком, ведь может статься, что он полюбит его больше ваших и только потому, что ребенка родила эта Лубе. А если вы отправите ее на каторгу, то старуха де Беснак оставит его при себе, ведь она его опекунша. И мсье, даже если захочет, не сможет видеться со своим внебрачным отпрыском!»

Сама того не подозревая, Николь имела на госпожу большое влияние. Своим сочувствием горничная сумела расположить к себе сильную духом Леонору, которая была вполне способна в одиночку справиться с горестями и переплавить их в ненависть и жестокость. Столкнувшись с дурным отношением супруга, Леонора Лезаж спряталась в коконе презрения, озлобленности и холодности. Только так она чувствовала себя сильной. Однако сегодня, в дождливый, насыщенный ароматами горящего дерева и бергамота день, этот кокон стал расползаться.

«Стоит ли причинять людям столько зла?» – думала молодая женщина.

Она вспомнила Анжелину – такую, какой она увидела ее в понедельник утром на дороге. Все такая же ошеломляюще красивая, но лицо умиротворенное и взгляд доверчивый, как у ребенка…

Появление свекра, толкавшего перед собой кресло Гильема, нарушило ход ее мыслей. Сделав книксен перед хозяином дома, Николь стала расставлять на круглом столе чайные чашки.

– Прикажете подать кекс с цукатами или пирог с меренгами? – спросила она у мужчин. – Мадам Леонора предпочитает кекс.

– Тогда принесите и то и другое, – приказал Гильем мрачно.

На нем были домашний халат из шотландки, пижамные штаны и тапочки. Эта последняя деталь уязвила его супругу.

– Гильем, право, ты мог бы сделать над собой усилие! Сейчас пять часов, можно же было попросить сиделку тебя переодеть!

– Зачем? После чая я все равно вернусь к себе и лягу, – отозвался супруг. – Кого это я вижу? Неужели моего крошку Эжена?

К этому времени малыш уже стоял, держась ручонками за перила. Услышав голос отца, он испустил восторженный визг и засмеялся.

– Рад видеть папочку! Леонора, передай его мне, пожалуйста! Я все время боюсь его уронить, надо что-то придумать…