Книга Кристина Хофленер - Стефан Цвейг

Торопясь и робея, будто наперегонки с собственной нерешительностью, она сбегает по лестнице.

Из холла, бурлящего людьми и танцевальной музыкой, ей действительно удалось незаметно прошмыгнуть в комнату, где к услугам постояльцев есть все письменные принадлежности. Первое письмо готово, второе вот-вот будет закончено. В эту минуту на ее плечо опускается чья-то рука.

– Вы арестованы. Куда запряталась – надо же ухитриться! Целый час шарю по всем углам, всех расспрашиваю, где фройляйн фон Боолен, надо мной уже смеются, а она тут затаилась, как зайчишка в кустах. Подъем, марш-марш!

За спиной ее стоит высокий, стройный мужчина, и опять она с дрожью ощущает его роковую хватку. Кристина бессильно улыбается, испуганная его внезапным появлением и в то же время польщенная, что за полчаса он успел соскучиться по ней. Но у нее еще есть силы для обороны.

– Нет, сегодня я танцевать не могу, занята. Надо еще написать письма, чтобы отправить с утренним поездом. И потом, я обещала тете, что вечером никуда не выйду. Нет, ни в коем случае. Она рассердится, если узнает, что я спускалась в холл.

Делиться секретами всегда опасно, ибо, доверяя секрет постороннему, ломаешь барьер между ним и собой. Ты чего-то лишаешься и тем самым даешь ему преимущество. И правда, страстный, настойчивый взгляд сменяется доверительным.

– Ага, удрали! Без увольнительной. Не бойтесь, не наябедничаю. Но уж теперь, после того как я с ног сбился по вашей милости, я вас так просто не отпущу, и не мечтайте. Сказавший «а» должен сказать и «б». Раз вы пришли сюда без разрешения, то без оного и с нами останетесь.

– Да вы что?! Это невозможно. Вдруг тетя придет. Нет, нет, исключено!

– А мы сейчас документально установим, почивает ваша тетушка или нет. Вы знаете, где их окна?

– Но при чем тут?..

– Очень просто: если в окнах темно, значит тетя спит. А если уж человек разделся и лег в постель, то он не будет специально вставать, чтобы проверить, послушно ли ведет себя племяшечка… Господи, сколько раз мы удирали из интерната! Хорошенько смажешь ключи от комнаты, от ворот дома и в одних носках крадешься по коридору, по лестнице… Такой вечерок казался в семь раз веселее, чем официально дозволенный. Итак, вперед, в разведку!

Кристина невольно улыбнулась. Как легко и просто решаются здесь любые проблемы, любые трудности! Словно проказнице-девчонке, ей вдруг захотелось поводить за нос слишком уж суровых стражей. Только не торопись уступать, подсказывает ей внутренний голос.

– Ничего не получится, у меня нет с собой пальто. Не могу же я вот так, на мороз.

– Найдется замена. Минутку. – Он бежит в гардероб и возвращается со своим мягким, ворсистым полупальто. – Пожалуй, подойдет, надевайте.

Но ведь я должна… – думает Кристина и тут же забывает о том, что́ она, собственно, должна, – ее руку уже всунули в мягкий рукав, так что сопротивляться теперь вроде поздно, и она, кокетливо посмеиваясь, закутывается в чужое мужское пальто.

– Нет, не через парадный подъезд, – говорит он с улыбкой, – вот сюда, в боковую дверь, сейчас мы прогуляемся под тетиным окошком.

– Но только на минутку, – говорит она и, едва ступив в темноту, ощущает, как он уверенно взял ее под руку.

– Так где окна?

– На третьем этаже, слева, вон та угловая комната с балконом.

– Темно, совершенно темно, ypa! Ни малейшего просвета, дрыхнут вовсю. Так, слушать мою команду: сначала – назад, в холл!

– Нет, ни в коем случае! Если меня увидит лорд Элкинс или кто еще, завтра же передадут дяде с тетей, а они и без того на меня сердиты. Нет, я пойду к себе.

– Ну тогда еще куда-нибудь, в бар, в Санкт-Морице. На машине доедем за десять минут, там вас никто не знает, и, стало быть, никто не проболтается.

– Да вы что?! Ничего себе придумали! А если кто-нибудь увидит, как я сажусь с вами в авто, – да весь отель две недели только об этом и будет судачить.

– Не беспокойтесь, предоставьте это мне. Разумеется, вам не подадут машину к парадному подъезду, где уважаемая дирекция отеля водрузила дюжину трескучих дуговых ламп. Пройдите по этой лесной дорожке шагов сорок, вон туда, в тень, через минуту я подкачу к вам, а через пятнадцать будем в баре. Все, договорились.

И вновь Кристина подивилась тому, как легко здесь все решается. Ее сопротивление наполовину поколеблено.

– Как у вас все просто…

– Просто или не просто, но так оно есть, и так мы сделаем. Я пойду возьму машину, а вы ступайте вперед.

Она еще раз, уже слабее, робко подает голос:

– Но когда же мы вернемся?

– Не позднее полуночи.

– Честное слово?

– Честное слово.

Честное слово мужчины всегда служит женщине перилами, за которые она цепляется перед тем, как упасть.

– Ну хорошо, я полагаюсь на вас.

– Держитесь левой стороны, где нет фонарей, и выходите к шоссе. Через минуту я подъеду.

Шагая в указанном направлении (и почему я так его слушаюсь?), Кристина вдруг подумала: ведь я должна была… должна была… но больше ей ничего не приходит в голову, она не может припомнить, что, собственно, была должна, ибо ее уже захватила новая игра; закутавшись в чужое мужское пальто, она крадется, как индеец в зарослях, ведь это опять что-то новое, небывалое, не похожее ни на что в ее прежней жизни. Лишь несколько мгновений ждет она в тени деревьев, и вот два вспыхнувших луча, словно щупы, пробуя дорогу, двинулись вперед и посеребрили ели, возле которых она стоит; шофер, очевидно, уже заметил ее, так как слепящие фары сразу погасли и массивная черная машина, шурша, затормозила рядом. Тактично погасли и лампочки внутри салона, в непроглядной тьме светился только крохотный синеватый кружочек спидометра.

Во внезапно наступившей после яркого света черноте Кристина ничего не может различить, но тут открывается дверца автомобиля, чья-то протянутая рука помогает ей войти, и дверца захлопывается – все это происходит фантастически быстро и захватывающе, будто в кино; не успела она перевести дух и вымолвить хоть слово, как машина резко трогает с места, Кристина невольно откидывается назад и попадает… в объятия. Она противится, испуганно показывая на спину шофера, который этаким монументом застыл за рулем, – она стесняется свидетеля, а с другой стороны, чувствует себя благодаря его присутствию защищенной от любой крайности. Но мужчина, сидящий рядом, не отвечает ни слова. Она лишь ощущает, что ее горячо и настойчиво обнимают, ощущает его ладони на своих пальцах, плечах, груди, а вот уже и его рот – жаркий, влажный – жадно ищет ее губы, и те постепенно поддаются властному напору. Неосознанно она ждала и желала всего этого – этих крепких до боли объятий и лавины поцелуев, обжигающих ее плечи, шею, щеки, а то, что в присутствии свидетеля приходится вести себя тихо, почему-то лишь усиливает упоение этой пылкой игрой. Закрыв глаза, безвольно и бессловесно, она всем существом отдается ненасытным губам, впивающим ее дыхание и слабые стоны, и впервые с наслаждением познает страсть поцелуев. Сколько это длится, она не замечает, все происходит словно вне пространства и времени и сразу резко обрывается, когда шофер, дав предупредительный гудок, въезжает на освещенную улицу и останавливается у бара большого отеля.