Книга Кристиан Флойд. Страж Либерилля - Владимир Корн

— Сесилия, у тебя нет дома визора? Или ты его где-то прячешь?

— А что, ты хотел с кем-то связаться? — вопросом на вопрос ответила она, слегка при этом смутившись.

Предполагаю, что она при этом подумала: «Как же, связаться с кем-то из дома самой Сесилии Цфайнер!»

— Нет. Вообще-то мне казалось, что у тебя их должно быть несколько.

С ее-то доходами она и десяток визоров может себе позволить.

— Знаешь… мне становится не слишком хорошо, когда где-нибудь рядом находится хотя бы один из них, — окончательно смутилась она.

— Я и сам их терпеть не могу, и именно по той же причине.

— Крис, ты мне правду говоришь? — Сесилия даже перевернулась на живот, чтобы заглянуть мне в глаза.

И я спокойно выдержал ее взгляд.

— Абсолютная правда.

Она даже обрадовалась.

— Ну вот, хоть один человек нашелся, который меня понимает! Если, конечно, ты мне не лжешь. — Теперь она смотрела требовательно.

— Не лгу. Если хочешь, могу поклясться чем угодно. А почему не хорошо? Объясни.

Неужели она слышит то же, что слышу я?

— Голова начинает болеть, уши закладывает. А что? У тебя как-то по-другому?

— Нет, все в точности так же.

Солгал, конечно. Голова у меня не болит и уши не закладывает. Я слышу самих логников. Их голоса раздаются прямо у меня в голове. Когда общаешься с кем-либо с помощью визора, ты тоже слышишь его слова в голове, но со мной все происходит иначе. Из-за логников мне почти не разобрать, что говорит сам абонент.

С виду любой визор представляет собой настолько простую вещь, что становится непонятно, как такое устройство может работать вообще. Он похож на узкий аквариум, где между стенками два пальца вряд ли просунешь, причем задняя — обязательно матового черного цвета. Как и аквариум, он заполнен водой. Сбоку, обычно справа, прикреплен реостат, соединенный проводом с электрической цепью.

Пользоваться устройством очень просто: крутишь верньер до щелчка, затем ждешь, когда внутри визора начинают появляться разноцветные сполохи, после чего начинаешь мысленно представлять образ того человека, который тебе нужен. Кроме того, вслух говоришь те слова, о которых вы договаривались заранее, чтобы логникам было проще установить связь, если вы с абонентом общаетесь впервые. В следующий раз соединение происходит куда легче.

Сполохи внутри визора очень напоминают северное сияние. Самому мне видеть его не довелось, так что приходится верить чужим словам. Да, и вот еще что. Пьяным лучше вообще по визору не общаться: логники соединят с кем угодно, но только не с тем, кто тебе нужен. Кстати, когда человек сильно возбужден, происходит то же самое.

У человека, который тебе нужен, в голове начинает звучать нечто вроде колокольчиков. Конечно, в том случае, если он находится достаточно близко от визора. Дальше абонент действует в точности так же, как если бы ему взбрело в голову связаться с кем-нибудь самому: крутит верньер, дожидается появления сполохов и, наконец, общается. То, как ты видишь своего собеседника на экране — четко или совсем размыто, напрямую зависит от дороговизны модели. А цена определяется количеством логников в визоре.

Но в любом случае звук всегда такой, как будто при разговоре вы с абонентом находитесь в одной комнате, несмотря на то, что порой вас могут разделять тысячи и тысячи миль. Что в общем-то понятно: голос возникает у вас в голове.

Логники — это крошечные создания, которых не разглядеть даже под микроскопом. Обнаружили их достаточно давно — с полвека назад, и какое-то время они были интересны только фактом своего существования.

Считается, что сам по себе любой из них — пустышка, ноль, и только вместе они обладают коллективным разумом. С этим утверждением я категорически не соглашусь, иначе как бы я слышал голоса каждого из них?

Когда я был совсем маленьким, многого, как и все дети, не понимал. Затем я подрос, и мне стало интересно, кто это разговаривает внутри стеклянного ящика с картинками, причем так жалобно, что невольно начинают капать слезы из глаз? Мама попыталась мне объяснить: мол, это люди, только они далеко, и потому, чтобы поговорить с ними и даже увидеть, и нужен ящик, который называется «визор». Это я как раз понимал, тем более, многих из тех, кто связывался с нами по визору, я уже видел в нашем доме. «Но ведь и в самом визоре есть кто-то еще», — утверждал я.

Тут-то и началось. После нескольких безуспешных попыток убедить меня в том, что больше в визоре никого нет, мама обеспокоилась и отвела меня к доктору. Видимо, специализирующемуся на психических отклонениях. Могу себе представить, что ей пришлось при этом испытать! Тот не понравился мне сразу. Он разговаривал со мной, как с малышом, которого еще не оторвали от материнской груди, хотя сам я считал себя уже вполне самостоятельным человеком, у которого даже сабля есть, пусть и игрушечная. Еще от него постоянно пахло мятными монпансье, а я просто ненавижу запах мяты. В разговорах с ним я продолжал настаивать на своем, недоумевая: взрослые ведь такие умные, а почему-то не понимают очевидного.

Мне приходилось глотать горькие порошки и пройти сеанс гирудотерапии. Пиявки были противные, извивающиеся, они раздувались от высосанной из меня крови, и на них я глядел с ужасом. Наконец мне хватило ума заявить, что я больше ничего не слышу. Помогло: на этом все мои мучения закончились. С тех пор в нашем доме никогда не было визора. Даже у папы в кабинете, хотя ему и полагался служебный. И все же иногда меня одолевают сомнения: может быть, со мной действительно что-то не так и никаких голосов нет, ведь, кроме меня, их никто не слышит…

Из спальни мы перешли в гостиную. Как выразилась Сесилия:

— От греха подальше, причем в буквальном смысле.

Я растопил камин, мы пили вино и разговаривали о всяких пустяках. И тут она сказала:

— Я о тебе кое-какие справки навела.

— И что тебе обо мне поведали?

— Да ничего особенного. Мальчик из приличной семьи, учебу забросил, связался с плохой компанией. Признаться, так и не поняла, с чего бы это они плохие. На мой взгляд, все такие милые. Там, где я обычно бываю, попадаются куда хуже, несмотря на то, что сливки общества. — И она хихикнула. — А еще я обратила внимание, что парни прямо в рот тебе заглядывают.

Я лишь пожал плечами. Со стороны виднее. Как по мне, мы все равны. И все же приятно, что наша компания ей понравилась.

— Крис, игре на фортепьяно у Лерхарда учился? Каюсь, я подслушивала, когда ты играл в свой прошлый визит.

— Нет, у самого Барниуса.

— Значит, я все же не ошиблась.

Не ошиблась. Знаменитый Лерхард — ученик Барниуса и яркий представитель той школы, которую Барниус и создал. Правда, давно я учился, несколько лет тому назад. Хотя, вероятно, что-то все же в моей игре было такое, если Сесилия смогла узнать школу. Только к чему вопрос?