Книга Ответный сталинский удар - Василий Галин

У. Черчилля не надо было в этом убеждать, поскольку он сам был автором этой идеи в 1920 г., предлагая накормить Европу Украиной за счет большевистской России: «Именно на Украине… могла бы Европа рассчитывать получить требуемые запасы продовольствия». Мнение борца за демократию полностью совпадало с мнением Людендорфа: «На Украине надо было подавить большевизм и создать там условия для извлечения военных выгод и вывоза хлеба и сырья». После поражения Германии дело Людендорфа продолжат У. Черчилль и Клемансо, оказав активную поддержку польской агрессии 1920–1921 гг., целью которой была Украина.

В ноябре 1938 — марте 1939 гг. тема похода Гитлера на Украину была наиболее дискутируемой в дипломатических кругах. Так, американские наблюдатели отмечали «устойчивое мнение» влиятельных французских кругов о возможности сосуществования Франции и Германии «путем отказа от Центральной и Восточной Европы в пользу Германии». Сценарий захвата Украины должен был быть точно таким же, как Австрии и Чехословакии.

Сомнений в том на чьей стороне будет «европейская общественность», не было. Как отмечает А. Шубин, «борьба за самоопределение» украинцев против СССР, находившегося в полной международной изоляции, была бы поддержана всей Европой». О степени этой изоляции свидетельствуют воспоминания В. Шуленбурга, который, пересекая в ноябре 1938 г. советско-польскую границу, обнаружил, что едет в поезде один. Мало того, эта изоляция демонстративно подчеркивалась. «Пока Чемберлен трижды летал в 1938 г. в Германию, ни один из британских министров не пожелал принять участие в московских переговорах, и это несмотря на то, что русские настойчиво приглашали прибыть в Москву министра иностранных дел Великобритании Галифакса, — отмечал английский корреспондент. — Британское правительство проявляет демонстративное пренебрежение к советскому послу. За 3,5 месяца посол только 1 раз имел возможность беседовать с министром Галифаксом, а СССР не был поставлен в известность о переговорах Чемберлена в Риме и Париже».

Но за Украиной стояли не Англия и Франция, а СССР, таким образом вопрос об Украине становился вопросом о европейской войне, войне между СССР и Германией. Во Франции по этому поводу не только царила эйфория, но французы активно подталкивали Германию по этому пути, публично поддерживая планы создания «Великой Украины».

Так, в декабре 1938 г., когда появилась совместная франко-германская декларация, посол в Берлине Р. Кулондр сообщал: «Цель (немцев), кажется, уже определена — создать Великую Украину, которая стала бы житницей Германии… сломить Румынию…привлечь на свою сторону Польшу… В военных кругах уже поговаривают о походе до Кавказа и Баку». Выступления французского журналиста Ф. де Бринона в Риме в поддержку германского завоевания Украины, по мнению М. Литвинова, отражали точку зрения многих французских политиков, считавших это завоевание «чудесным лекарством», которое спасет страну от германской угрозы.

Одновременно представители Англии и Франции извещали о возможности подобного конфликта советских послов. Так, 8 декабря в Париже Мандель предупреждал советского посла Сурица, что следующей целью Гитлера будет Украина, но еще раньше судьбу Чехословакии разделят Польша и Румыния. Аналогичное предупреждение 30 ноября делал советник Чемберлена Г. Вильсон советскому послу Майскому: «Следующий большой удар Гитлера будет против Украины. Техника будет примерно та же, что в случае с Чехословакией. Сначала рост национализма, вспышка восстания украинского населения, а затем освобождение Украины Гитлером под флагом самоопределения».

Реакция И. Сталина на подобные «предупреждения» была отражена в его выступлении 10 марта на XVIII съезде Коммунистической партии Советского Союза (со слов Шуленбурга)

«Некоторые политики и деятели прессы Европы и США, потеряв терпение в ожидании «похода на Советскую Украину», сами начинают разоблачать действительную подоплеку политики невмешательства. Они прямо говорят и пишут черным по белому, что немцы жестоко их «разочаровали», так как, вместо того, чтобы двинуться дальше на восток, против Советского Союза, они, видите ли, повернули на запад и требуют себе колоний. Можно подумать, что немцам отдали районы Чехословакии, как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом, а немцы отказываются теперь платить по векселю, посылая их куда-то подальше.

Я далек от того, чтобы морализировать по поводу политики невмешательства, говорить об измене, о предательстве и т. п. Наивно читать мораль людям, не признающим человеческой морали. Политика есть политика, как говорят старые, прожженные буржуазные дипломаты… Ввиду этого наша страна, неуклонно проводя политику сохранения мира, развернула вместе с тем серьезнейшую работу по усилению боевой готовности нашей армии и флота…»

* * *

Несомненно, речь Сталина оказала свое воздействие на решение Гитлера. Хотя сомнения в «добропорядочности» последнего и его следовании «плану Гофмана» появились у англичан раньше — в начале 1939 г. Тогда в январе на дипломатическом приеме Гитлер открыто продемонстрировал свои намерения в улучшении отношений с СССР. Первые шаги в этом направлении были сделаны уже месяц назад. Так, 19 декабря 1938 г. без всяких проволочек был продлен на 1939 г. советско-германский торговый договор. 22 декабря Берлин предложил СССР возобновить переговоры о 200-миллионном кредите, намекнув на необходимость общей нормализации отношений. Советская сторона 11 января согласилась начать экономические переговоры… «Затем Германия санкционировала передачу Закарпатья Венгрии, что вызвало недовольство Польши, но успокоило СССР, опасавшегося, что эта территория станет зародышем «Великой Украины».

Эти тенденции напугали официальный Лондон и Париж, которые совместно торпедировали германо-советское сближение. Э. Галифакс писал в конце января: «Сначала казалось — и это подтверждалось лицами, близкими к Гитлеру, — что он замышлял экспансию на востоке, а в декабре в Германии открыто заговорили о перспективе независимой Украины, имеющей вассальные отношения с Германией. С тех пор есть сообщения, указывающие на то, что Гитлер… рассматривает вопрос о нападении на западные страны в качестве предварительного шага к последующей акции на востоке». Перелом произошел в середине марта, тогда французское общественное мнение все больше уверовало, что экспансия Гитлера на восток была просто подготовкой перед наступлением на запад. 15 марта Суриц сообщал из Парижа: «В этом отношении речь Сталина произвела очень сильное впечатление».

Вероятность переориентации Гитлера с востока на запад давно уже вызывала беспокойство в Англии и Франции. И было отчего — Гитлер вышел из Версаля. Что он значил для Гитлера, можно сказать словами Ленина, отстаивавшего в свое время Брестский мир: «Бывал заключаем мир и более тяжелый, заключаем немцами в эпоху, когда они не имели армии… Они заключили тягчайший мир с Наполеоном. И этот мир… вошел в историю, как поворотный пункт к тому времени, когда у немецкого народа начался поворот, когда он отступал до Тильзита, до России, а на самом деле выигрывал время, выжидал, пока международная ситуация не изменилась, пока не оздоровилось сознание измученного войнами и поражениями немецкого народа и пока он снова не воскрес к новой жизни». Гитлер не знал слов Ленина, отмечает С. Кремлев, но однажды на вопрос англичан о прочности своих договорных обязательств резко и резонно заметил: «Если бы Блюхер оглядывался на договоры с Наполеоном, то Веллингтон так и остался бы без помощи». В 1935 г. Гитлер говорил: «Мне придется играть в мяч с капитализмом и сдерживать версальские державы при помощи призрака большевизма, заставляя их верить, что Германия — последний оплот против красного потопа. Для нас это единственный способ пережить критический период, разделаться с Версалем и перевооружиться».