Книга Жена башмачника - Адриана Триджиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папа сказал, что мы можем взять повозку.
– Могу я перед тем, как уйти, выразить свое почтение твоим родителям? – спросил Чиро.
В этот день Энца все чувствовала острее. Ее тронул такт Чиро.
– Конечно, – ответила она тихо.
Энца завязала полотенце узлом и положила на стол.
Потом она подвела Чиро к отцу. Мальчик пожал ему руку и выразил свои соболезнования. Затем Энца проводила его к матери. Чиро повторил слова сочувствия и не забыл поклониться.
Попрощавшись, Чиро спустился за Энцей по мощеной дорожке к конюшне, они вошли внутрь, оставив Спруццо тявкать на улице. Энца зажгла масляную лампу – и все в сарае обратилось в жидкое золото: сено, стены, кормушка, лошадь. Чипи стоял в своем стойле, накрытый одеялом.
– Можешь пока сдернуть с коляски кисею, – сказала Энца, снимая с Чипи одеяло. Конь ткнулся носом ей в шею.
– Хочешь, запрягу? – спросил Чиро.
– Я сама. – Энца вывела Чипи из стойла и подвела к оглоблям. – Ты лучше покорми его пока.
Чиро вынул из кормушки корзину и поставил перед Чипи, и тот немедленно захрумкал овсом.
Энца открыла двери конюшни и повесила масляную лампу на специальный крюк, приделанный к повозке. Затем пошла к находившемуся снаружи насосу и накачала Чипи свежей воды. Он тут же с жадностью выпил ее. Потом она вымыла лицо и руки, вытерлась фартуком. Чиро сделал то же самое и промокнул лицо шейным платком.
Энца взобралась на козлы:
– Не забудь ужин!
Чиро взял еду и забрался следом. Энца взяла поводья, и тут Спруццо запрыгнул на сиденье между ними.
Энца тряхнула поводьями. Чипи затрусил к торному пути, вившемуся через деревню. Центр Скильпарио, настоящий коридор из зданий, выстроившихся по обе стороны дороги, был залит бледно-голубым лунным светом. Повозка ехала по узкой каменной улице, пока стены не расступились, выпуская ее на Пассо Персолана.
Дорога разматывалась перед ними, будто катящийся с горы рулон черной бархатной ленты. Висевшая на повозке лампа указывала путь желтоватым сиянием. Чиро наблюдал, как ловко управляется с поводьями Энца. Она сидела совершенно прямо, направляя Чипи сквозь ночь.
– Расскажи мне о кольце, – сказала Энца.
Чиро крутил на мизинце золотое кольцо с печаткой.
– Боюсь, оно скоро станет мне совсем мало.
– Оно у тебя очень давно?
– С тех пор как мама уехала. Это ее кольцо.
– Красивое.
– Это все, что у меня осталось на память от матери.
– Неправда, – возразила Энца. – Спорим, у тебя ее глаза, или улыбка, или цвет волос.
– Нет, я весь в отца. – Когда кто-то другой расспрашивал о матери, Чиро менял тему разговора, но в словах Энцы совсем не было назойливого любопытства. – Вот брат мой пошел в нашу мать. А я ни капли не похож на нее, правда.
– Ты поел бы, – сказала Энца. – Наверняка умираешь с голоду.
Чиро откусил кусок хлеба с сыром.
– Я всегда хочу есть.
– Каково это – жить в монастыре? Когда я была маленькой, подумывала, не стать ли монахиней.
Положив руку на спинку сиденья, Чиро обнял Энцу за плечи.
– Тогда бы ты не смогла целоваться с мальчиками.
– У тебя чересчур самодовольный вид.
– Откуда ты знаешь, какой у меня вид? Сейчас темно.
– У нас есть лампа.
Энца ослабила поводья, и Чипи пошел неспешным шагом.
– Ты даже не направляешь его. Он знает дорогу, – заметил Чиро.
– Папа часто здесь ездит, когда дела идут хорошо.
– А сейчас как?
– Ужасно. Но совсем скоро лето, а значит, будет работа.
– Я тебя увижу летом?
– Мы поедем на озеро Эндине.
– И ты тоже?
– Поживем там у родственников. Ты можешь поехать с нами, – предложила Энца.
– Я не хочу навязываться, – сказал Чиро.
– Мои братья будут рады компании. Они рыбачат, бродят по горам, залезают в пещеры. Баттиста говорит, что высоко в горах есть пещеры с голубым песком.
– Я слышал о них! А ты рыбачишь? – спросил Чиро.
– Нет, я готовлю, убираю и помогаю тете присматривать за детьми. Прямо как твои монашки. Полно работы, а платят мне свежими фигами, – пошутила Энца.
В Вильминоре Энца свернула на главную площадь. Несмотря на поздний час, там еще гуляли люди. Старики играли в карты в колоннаде, а какая-то женщина катала коляску, чтобы успокоить ребенка. Когда копыта Чипи зацокали по площади, Чиро перехватил поводья и повернул коня ко входу в монастырь.
– Спасибо тебе за эту поездку, – сказал Чиро. – Жаль, что обратно тебе придется ехать одной.
– Не волнуйся за меня. Чипи знает дорогу, помнишь?
– Я пойду, – сказал Чиро, но не двинулся с места. Ему не хотелось покидать повозку, не хотелось, чтобы эта ночь кончалась.
– Я не буду целоваться еще раз, – мягко сказала Энца и протянула ему узелок с едой. – Спокойной ночи, Чиро. Помни, святой Антоний позаботится о тебе, если ты позаботишься о Спруццо.
– Когда я снова тебя увижу?
– Когда захочешь. Ты знаешь, где я живу.
– Желтый дом на Виа Скалина.
Он выбрался из повозки, держа в охапке Спруццо и остатки ужина. Повернулся, чтобы сказать Энце еще что-нибудь, но Чипи затрусил по площади, направляясь к дороге. Темные волосы Энцы развевались, будто траурная вуаль. Какой маленькой она казалась на высоких козлах! Когда повозка свернула на дорогу, деревянный бортик блеснул под светом лампы.
– Погоди! – закричал Чиро, но она уже скрылась из виду.
«Я же знаю эту двуколку», – подумал он. Точно в такой коляске уехала его мать. Неужели это та самая повозка? Чиро с самого начала чувствовал, что во встрече с Энцей есть что-то судьбоносное, и теперь знал это наверняка. Он не мог дождаться, чтобы поговорить об этом с Эдуардо, вдруг брат лучше помнит повозку. Может, ему просто почудилось – день выдался тяжелый.
Легкие облака, закрывавшие луну, уплыли прочь, и на небе снова сияла золотая монета. Счастливая луна. Сегодня, подумал Чиро, жизнь складывалась отлично. Если бы он был из тех, кто молится, он бы поблагодарил Бога за ниспосланную удачу. В кармане у него лежала лира. Он встретил хорошенькую девушку и поцеловал ее. И поцелуй этот не был похож на другие, как и она не походила ни на одну из девушек, с кем он встречался до того. Энца действительно слушала его – дар слаще любого поцелуя. Но прошло много лет, прежде чем Чиро это понял.
Чиро распахнул монастырскую дверь. В вестибюле его ждал Эдуардо.
– Ты вернулся. Grazie a Dio[37].