Книга Сыны анархии. Братва - Кристофер Голден

Джойс хотел было что-то сказать, но Джекс пихнул его вперед, в вестибюль, после чего все четверо вывалились из передней двери на стоянку. Их с головы до ног залил желтый, как моча, свет фонарей на столбах, и Джекс продолжал шагать, пока они не очутились во мраке за пределами этой тошнотворной иллюминации, недалеко от места, где поставили свои байки.

– Че там стряслось-то? – полюбопытствовал Пыр.

– Одна из девочек проявила избыток энтузиазма, – откликнулся Джойс. – Достала русских.

– Ты не помог, – упрекнул Рыжий. – Не мог избавиться от нее, пока все не загремело в тартарары.

По дороге мимо пронесся восемнадцатиколесник, гоня стену ветра и взметая гравий. Джойс воззрился на Рыжего волком, будто тот только что оскорбил его мать.

– Я просто оказал вам любезность, ты, козлина. – Спиральные следы ожога на его лице приобрели перламутровый оттенок, блеснув в свете со стоянки. Из-за этих ожогов при каждой гримасе одна сторона его рта двигалась более скованно, чем другая.

– Ты довел до этого, – процедил Рыжий.

– Ладно вам! – рыкнул Джекс. – Придумаем какой-нибудь другой заход. Давайте просто…

– Джеки! – постучал его по спине Пыр.

Обернувшись, Джекс увидел Юрика, появившегося из «Птичьего края». Русский принялся озираться, выглядя в этом болезненном свете совсем желтушным. Из динамиков у дверей по-прежнему лились звуки джаза – ликующий мотивчик, казавшийся почти абсурдным в качестве музыкальной темы появления этого заматерелого мясника «Братвы». Наконец углядев компанию байкеров, Юрик двинулся прямиком к ним.

– Осторожно, – предупредил Джойс.

– Он один, – произнес Джекс вполголоса. – Если бы это сулило беду, думаете, он стал бы так подставляться, а? Держитесь сзади, парни.

И зашагал через стоянку – обратно через этот ссано-желтый свет, в объятья не в меру веселого джаза, встретившись с русским на полпути. У Юрика была рассечена губа, нос кровоточил, а левый глаз начал заплывать, и Джекс праздно заинтересовался, кто это так удачно его приложил – бармен или один из благонастроенных посторонних.

– На улице Е есть русская православная церковь, прямиком через улицу от парка. Через девяносто минут будьте на ступенях церкви.

– Вы можете помочь мне найти сестру?

Юрик утер нос тыльной стороной кисти, замарав ее полоской крови.

– Девяносто минут. Может, это вы поможете нам найти Олега. И, может, мы разрешим тебе забрать свою сеструху, пока ее не поранили.

9

Позади отеля на бетонной плите с травой, проросшей в трещинах, стояли старые ржавые качели. Тринити видела их из окна комнаты, которую делила с Олегом, уже много дней чувствуя их притяжение. Но противостояла соблазну, прежде всего потому, что завоевала определенную степень уважения со стороны Кирилла и остальных братков Олега, и думала, что, сев на выцветшие грязно-желтые качели и болтая ногами в воздухе вперед-назад, подпортит образ, который так тщательно среди них культивировала.

Но нынче вечером ей было наплевать. Олег и Гаврила отправились в Лас-Вегас – искать следы Лагошина и его команды. Скука и тревога грызли Тринити изнутри, копошились под кожей, а теперь начали вылупляться вертлявые паучки ужаса, расползавшиеся по всему телу. Некоторые из этих паучков были порождены сомнением – сомнением в своем выборе, в своей любви, в том, что удастся пережить ближайшие двадцать четыре часа, не говоря уж о ближайших двадцати четырех днях.

Так что она села на качели. И через какое-то время, сидя в одиночестве позади отеля в Богом забытом месте с рыжими холмами за спиной, начала легонько болтать ногами, раскачиваясь на пару дюймов вперед-назад. На руки ее, держащиеся за цепи качелей, сыпались крошечные хлопья ржавчины, все сооружение скрежетало и скрипело, но Тринити не было дела до того. Этот очаровательный знакомый звук был почти таким же долгожданным и желанным, как друг детства, с которым она не виделась долго-долго.

Она думала о Саше, Владе и прочих парнях, пока остающихся в отеле, и ломала голову, что может быть у них на уме. И Кирилл, и Лагошин отвечают перед паханами «Братвы», сидящими в Москве, и раньше были союзниками, шишками в уголовной иерархии, заправляющей русской мафией. Когда их деятельность в Америке пошла наперекосяк, волны добежали до самой Москвы, приведя к насильственному свержению стоявшего на самом верху Антона Максимова.

Босс «Братвы» бежал из России – во всяком случае, так утверждают, – а «Братва» раскололась надвое. Вспыхнула тихая гражданская война, и каждый старался убедить остальных авторитетов, что он самая подходящая кандидатура на роль вождя. По большей части это смахивало на шахматную партию, и в борьбе за власть каждый старался захватить контроль над ошметками бизнеса «Братвы»; а если Тринити правильно поняла, самый большой и лакомый уцелевший кусок – деньги, поступающие от их деятельности на западном побережье Соединенных Штатов. Выигравший эту схватку забирает все, а это означает насилие и кровопролитие…

Тут в скрип ржавых качелей вплелся еще какой-то звук, и Тринити остановилась, проскользив подошвами по земле, чтобы заставить качели умолкнуть. Застыла и прислушалась. Неужели вдали действительно послышался вой? Романтическая часть ее натуры тут же озадачилась, койот это или волк. Водятся ли волки в каньоне Ред-Рок?

Поднялся ветер, и Тринити задрожала, несмотря на толстый бордовый свитер. Поглядев на звезды, она снова принялась раскачиваться, запрокинув голову, чтобы изучать созвездия.

Слева кашлянули. Она повернула туда голову, но раскачиваться не перестала. В темноте кто-то чиркнул спичкой. В сполохе оранжевого света Тринити увидела Кирилла, прикурившего сигарету и замахавшего рукой, чтобы погасить спичку. Выделяясь на фоне ночи темным силуэтом с оранжево-рдеющим угольком, он медленно приблизился к Тринити и без единого слова сел на соседние качели. Глубоко затянулся сигаретой, выдохнул облачко дыма и принялся раскачиваться.

– Славно здесь, – проронил Кирилл, снова затягиваясь. – Тихо.

Тринити посмотрела на него, чуть повернув свои качели в сторону. В лунном свете татуировка обвившей его шею колючей проволоки казалась чернее черного, делая облик этого душегуба на качелях даже более абсурдным, и Тринити не удержалась от улыбки.

Все уразумев без вопросов, Кирилл тоже улыбнулся в ответ. Но улыбка тотчас померкла.

– Феликс был хорошим человеком, – заметила Тринити. – Хорошим другом.

– Хорошим братом, – добавил Кирилл, взмахивая ногами, отчего ржавые качели с истошным взвизгом взмыли выше.

На минутку оба погрузились в воспоминания, и Тринити тоже позволила себе раскачиваться чуть сильнее, забыв свои опасения выглядеть глупо. Раз Кирилл рядом с ней, она вряд ли упадет в глазах прочих членов «Братвы».

Когда русский перестал раскачивать ногами, Тринити последовала его примеру, и их колебания мало-помалу угасли.