Книга Дмитрий Хворостовский. Две женщины и музыка - Софья Бенуа

Глава 17. «В моем лице моя страна имеет и защитника, и пропагандиста, и дипломата!»

Дмитрий Хворостовский давно и настойчиво приучает западный мир видеть себя как человека русского до мозга костей. Этот яркий талант еще и большой патриот, несмотря на то, что стал постоянным жителем Лондона и по сути космополитом. Выберем же в подтверждение наших слов отрывки из интервью с Д. Хворостовским разных лет. Но прежде припомним, что величайшим кумиром для самого Дмитрия Александровича стал с младых лет певец Федор Иванович Шаляпин. Этот великий русский гений в 1922 году, в интервью газете «Накануне» (Берлин) заявил: «Я – русский. Я люблю Россию. Я люблю искусство и Россию – и больше ничего. Я живу в искусстве и в России – это воздух, которым я дышу. Я люблю Россию не так, как вы. Вы любите Россию так-то и потому-то, у вас какие-то формулы и какие-то рассуждения есть на этот счет, а я без формул и рассуждений. Я сердцем люблю Россию. Просто. Вообще. Понимаете?».

«Я люблю искусство и Россию – и больше ничего…»

Биография Ф. Шаляпина отчасти похожа на биографию Д. Хворостовского: там присутствуют и талант, и опера, и чужбина…

Фёдор Иванович Шаляпин (1 [13] февраля 1873, Казань – 12 апреля 1938, Париж) – русский оперный и камерный певец (высокий бас), в разное время солист Большого и Мариинского театров, а также театра Метрополитен Опера, первый народный артист Республики (1918–1927, звание возвращено в 1991), в 1918–1921 годах – художественный руководитель Мариинского театра. Имеет репутацию артиста, соединившего в своём творчестве «прирожденную музыкальность, яркие вокальные данные, необыкновенное актерское мастерство». Занимался также живописью, графикой и скульптурой. Оказал большое влияние на мировое оперное искусство.

В уже не раз упомянутой программе с телеведущим В. Познером среди прочих поднималась и тема патриотизма.

«В. Познер: Вы живете в Лондоне. Вы говорите, что ваш дом теперь в Лондоне.

Д. Хворостовский: Да.

В. Познер: Вместе с тем вы же не отказываетесь от своих русских корней, надо полагать?

Д. Хворостовский: Абсолютно верно.

В. Познер: Ваши дети, которые родились за рубежом, говорят по-русски?

Д. Хворостовский: Да, конечно.

В. Познер: Ваше отношение к России вы как-то выразили довольно ясно. Вы сказали так: «В моем лице моя страна имеет и защитника, и пропагандиста, и дипломата». А критика?

Д. Хворостовский: И критика, конечно. То, что происходит в России, я воспринимаю с повышенным интересом и остротой, особенно там, за рубежом, на большой дистанции.

В. Познер: Вы никогда, будучи там, на пике каких-то очень отрицательных реакций на то, что происходит в России, не то, что не стесняетесь, но не афишируете, что вы русский?

Д. Хворостовский: Как правило, я не стесняюсь и защищаю права русских, даже зная, что не всегда они правы. И защищаю какие-то определенные политические шаги России как страны перед иностранцами, иностранными господами. Очень часто я являюсь защитником и пропагандистом. Не всегда профессиональным.

В. Познер: Мне кажется, что вы совершенно определенно не сочувствуете тем, кто в России протестует. Вы даже как-то так сказали: «Протестная тенденция, которая происходит сейчас во всем мире, мне явно не нравится. Протест не доводил и не доведет до добра».

Д. Хворостовский: Я, прежде всего, боюсь, что протест может вылиться в войну, революционную ли или какую-то, убийства, насилие. Я этого не люблю и считаю, что это неправильно. С другой стороны, я понимаю, что те люди, которые хотят выразить свой протест, они должны получать голос и иметь право выразить свои протесты и быть услышанными. Это очень важно и это должно быть и существовать в нашей стране».

Что касается пресловутой ностальгии по отечеству, то здесь для певца все предельно просто.

– Никакой ностальгии нет, с русскими в Лондоне не вижусь. У меня в саду растет береза, но пальма тоже есть. Ностальгия у меня по временам. Есть фотография, сделанная на Енисее, когда я гостил у Виктора Астафьева в селе Овсянка. Мои дети говорят по-русски, жена тоже, я ее приучил. Этого достаточно.

Еще в переломные годы русские журналисты пытались провоцировать «оперного эмигранта» рассуждениями о плохой России и хорошем Западе, где все: от лиц до привычек и улиц выглядит «более интеллигентно». Вот и Андрей Максимов, побывавший с супругой на «загнивающем Западе» и умилившись чистотой городов и знанием языков в «европейских столицах», в программе «Ночной полет»[59]настойчиво выуживал из Дмитрия понимание.

«А. Максимов: Почему русские романсы, как правило, ужасно печальные и трагические?

Д. Хворостовский: Вы знаете, я не встречал романсов не печальных в музыке других стран.

А. Максимов: Вам не кажется, что русский романс более трагичен, чем нерусский?

Д. Хворостовский: Возможно. Я не думаю, что Достоевский мог бы быть рожден в другой стране. Вообще, я его считаю одним из самых трагических писателей в существующей литературе. Соответственно я считаю, что это, конечно, культура.

А. Максимов: А Ваше личное восприятие мира, оно трагическое, пессимистическое или оптимистическое?

Д. Хворостовский: Оно меняется в сторону оптимистического.

А. Максимов: Почему?

Д. Хворостовский: Потому что я так хочу. Я пытаюсь себя заставить воспринимать действительность и воспринимать себя в мире не в трагическом преломлении.

А. Максимов: А что мешает этому восприятию?

Д. Хворостовский: Мое воспитание.

А. Максимов: В каком смысле?

Д. Хворостовский: Ну, это не воспитание. Это то, с чем я жил, и с чем я родился. Допустим, моя бабушка, рассказывая о своей жизни, всегда эти рассказы заканчивала плачем. То есть она тихо плакала. То есть практически ни одного рассказа я не помню, чтобы он заканчивался гомерическим смехом. Все истории, которые она помнит из своей жизни, они трагические. Они очень печально заканчивались. Хотя она была очень веселой по-своему, ироничной, человеком, который ценил и умел пользоваться юмором, достаточно саркастичным. И это несколько передалось мне через моих родителей, которые тоже в этом смысле достаточно продвинутые люди.

А. Максимов: Вы в основном живете за границей. У Вас, наверное, есть все равно друзья. Среди них больше русских людей или нет?

Д. Хворостовский: У меня их не так много. Они даже не делятся. Получается там с половинкой. Так что половина. Один человек русский, один человек нерусский, третий человек опять русский».