Книга Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Патриотизм» — слово пусть корявое и сучкастое, но очень важное. Надо чтить свои корни. Заметьте, как тянутся сюда дворяне-эмигранты. Старые, больные, а едут в Россию. Потому что «Родина» не просто понятие, что-то в этом есть. Нельзя все время жить по принципу «дай-дай». Когда же отдавать-то будешь?
У нас действительно сейчас нет ни героев, ни лидеров. То, что было дано судьбой нашему Отечеству, с его рабской психологией, рабским трудом в колхозах. Нас ведь все время заставляли сопротивляться самим себе, все было через муку, через кровь, через предательство. Но на этих противоречиях рождался патриотизм.
Да, кого-то заставляли работать, но ведь многие и сами работали честно. На этом и взращивались такие люди, как мой Кайтанов из «Добровольцев». Они верили в то, что делают, и беззаветно отдавали свою жизнь. А сейчас говорят: «Хе-хе, да ладно вам, ничего этого не было». Ничего не «хе-хе», все было честно и искренно.
Раньше патриотизм рождался поначалу из страха. Пугали-пугали человека, а потом он начинал верить. Не случайно же присказка есть «Не за страх, а за совесть». Не рецепт ли это для сегодняшнего дня, думают некоторые. Мол, пусть вначале появится страх, а потом, глядишь, и совесть родится. Так вот я скажу: упаси боже.
Раньше страх наводили ради власти. Все хотели Америку перегнать. А дома в это время ничего не имели. Спортсмен побеждал на Олимпиаде, а домой возвращался — и ему жить негде было. Хоть сто миллионов заработай, а в свой карман ничего не положишь.
Я помню, в нескольких фильмах в ГДР снимался. Возвращался в Москву — и все деньги у меня отбирали. Говорили, так положено. Все происходило не по душе, все через силу.
Обидно мне было? А как же! Иду по тамошним магазинам, а купить ничего не могу. Надо было повернуться направо, я поворачивался. Налево — налево поворачивался. И в конце концов, как и все советские граждане, нашел какой-то ритм, пристроился.
Сейчас все вроде изменилось. Только вместо законности появилась анархия. Страну-то собрать не могут, сил нет. Все вразнотык. Спросите: что делать? Собирать! Потихоньку, постепенно, но собирать!
Снова стали много говорить о Сталине, сериалы о нем клепают, памятники ставят. Люди устали от бессилия. А при нем вроде был порядок. Но ведь были и лагеря. Все строилось на страхе, который по-прежнему в нас сидит. Не дай бог найдется ему подобный человек и народ тут же пойдет за ним. Это в наших генах. Сейчас уже можно наблюдать, как люди предпочитают позицию «Я лучше промолчу».
В последние годы я дал себе слово не лезть в политику.
Я ведь одно время был довольно шустрый, до члена ЦК партии дорос. Перед самым закатом этого дела. Поверил Горбачеву, в перестройку. А потом вдруг увидел, что все не так. Почему, если я знаю, что дважды два четыре, меня пытаются заставить верить, что получается пять? И я махнул рукой и решил заниматься своей профессией. Сказал себе: «Шалишь! Больше никуда ходить не буду». Хотя нас сегодня не особо куда и приглашают.
Мы же жили другой жизнью. Правда, при этом успевали жить. А сейчас молодежь все время тратит только на зарабатывание денег. Те времена — ужасные и прекрасные — не вернутся. Вырастет новое поколение.
Что его ждет? Над нами же Китай навис. А что мы можем сделать? Ничего. Я только что вернулся оттуда. Потрясает страна. При той нищете, которая там существует одновременно с техническими достижениями.
Стоит ли нам равняться на Китай? А все равно не получится. Плохо работаем. Менталитет у нас такой. Китайцы тоже много разных дел творят, но все-таки подчиняются закону. Или возьмите Америку, которая вся такая свободная. Попробуй там только сделать то, что запрещено законом!
А наш мужик тут же спросит: «А почему?!» И вдолби ему в башку, что нельзя творить только то, что хочется. Порой надо делать и то, что надо.
Вообще, русского человека есть за что ругать — и за лень, и за водку. Но уж слишком много мы его ругаем.
Ему не дают самостоятельно решать, как жить, все время по рукам ударяют. Я играл в спектакле про Разина по повести Василия Шукшина «Я пришел дать вам волю». Много читал о Разине. Он, конечно, был разбойник и бандит. Но хотел дать волю. А простой народ тогда жил, как скот, — хозяин мог и продать его, и убить. И вдруг пришел какой-то Стенька Разин, который захотел освободить его.
Про Разина ведь 50 с лишним народных песен написано. А про Пугачева нет, про Петра Первого нет. Народ ведь не такой дурак, как почему-то принято думать. Он видит, кто хочет ему добра, а кто нет.
Про Сталина хотите знать мое мнение? Я ведь его видел, что называется, вживую. Да ив гробу тоже видел. Рассказать? В 1952 году я получил пригласительный билет на Красную площадь на парад в честь 35-й годовщины Октябрьской революции. Мое место располагалось на гостевой трибуне, откуда хорошо был виден Мавзолей и правительственная трибуна.
Торжественная церемония была регламентирована поминутно. Во столько-то Сталин с соратниками появляются на трибуне, во столько-то начинается смотр войск. Все, конечно, было отрепетировано по секундам — парад должен был начаться ровно в 10 часов утра, с последним ударом кремлевских часов.
Но в тот раз строгий регламент был нарушен. Сталин вдруг начал о чем-то беседовать с одним из военачальников, и Красная площадь замерла: команды начать парад не поступало. Казалось, вся страна затаила дыхание. А Сталин спокойно продолжал что-то говорить.
Для меня это стало шоком! Получалось, что один человек сумел остановить время.
Тогда я в полной мере ощутил безграничную власть Сталина.
А через год Сталина не стало. Помню, мы с моей будущей женой отправились в Колонный зал, где для прощания был выставлен гроб с телом вождя. Чудом не погибли — сумели вырваться из водоворота многотысячной толпы. При этом не убежали домой, нет. Кружными путями все-таки добрались до Колонного зала. Правда, уцелели. А сотни людей погибли.
Какие чувства я испытал тогда в Колонном зале? Удивление. Оказалось, что Сталин был обычным человеком, который тоже смертен.
Я, кстати, играл Сталина. Был такой спектакль «Уроки мастера», который поставил Роман Виктюк. Он шел в вахтанговском театре в девяностые годы. Выводы об Иосифе Виссарионовиче каждый волен делать свои.
Вообще у нас очень талантливый народ. Заметьте, ведь все эти, как их, хакеры-взломщики Интернета появились именно у нас. Так объегорить, как наши, никто не может. Так что должен, должен быть оптимизм. Не может такое государство, как Россия, погибнуть. Хотя оторопь иногда и берет.
— После выхода на экраны фильма «Ворошиловский стрелок» вас начали отождествлять с героем картины, вставшим на защиту поруганной чести своей внучки. Вот, мол, какой наш Ульянов, если что, за винтовку возьмется.
— Я не ворошиловский стрелок. Я тут недавно в одно учреждение пошел с молодым парнем. Так вот я — прошу, а он — требует. Я — клянчу, а он — настаивает. И дело не в том, что он хам или невоспитан. Нет! Просто теперь другая система жизни. И я за ней не успеваю.