Книга До самых кончиков - Чак Паланик

Какая-то она ошарашенная, подумала Пенни. А впрочем, оно и понятно, такое событие…

Актриса приступила к ответной речи.

– Merci, – проворковала она в микрофон, и опять содрогнулась. – Alors…[9]

Всхлипывая, прижимая к груди золоченую статуэтку, Алуэтта шагнула в сторону кулис, но как-то неуверенно, словно разучилась ходить на шпильках.

После второго шага она споткнулась и упала. «Оскар» забряцал по полу. Публика сочувственно загудела.

– Эй, на помощь! – прикрикнула Моник на телевизор.

Суча ногами, Алуэтта приподнялась на локтях. Волны конвульсий пошли от ступней до самых бедер, пока трясучка не охватила обе ноги. Колени медленно разъехались в стороны, обращенный к зрителям подол пополз вверх. Алуэтта отчаянно пыталась прикрыться, но натянутая ткань не поддалась. Еще миг, и весь зал смог обозреть звездную промежность. А трусиков-то нет, сообразила Пенни. Да и кто станет надевать нижнее белье под облегающий наряд?

– Нет, ты видишь? – шепотом выдохнула Моник. Ее рука застыла на полпути от миски с попкорном к разинутому рту.

Пятикратной «оскароносице» было явно не по себе. Голова моталась из стороны в сторону, хлеща волосами по сцене. Глаза закатились под лоб, показав белки. Грудь ходила ходуном, спина выгнулась, словно подставляя бедра любовнику-невидимке.

– Нет! О нет! Только не здесь! – Ее французский акцент резко усилился. Со стороны казалось, что несчастная не сводит глаз с К. Линуса Максвелла.

Опомнившись, кто-то сообразил пустить рекламу.

Образ изнемогающей женщины, выпятившей голый лобок на многомиллионную аудиторию, тут же сменился очередной стайкой хихикающих прелестниц с ярко-розовыми фирменными пакетами.

* * *

В «Би-Би-Би»-конторе только и разговоров было что про скандальное происшествие. Алуэтта д’Амбрози скончалась. Согласно первой полосе «Пост», лопнувший сосуд головного мозга не дал ей дожить даже до приезда «скорой».

Поговаривали, что во время прерванной трансляции камеры продолжали съемку. На глазах промышленных магнатов Алуэтта вела себя как сучка в период гона, вплоть до дикой сцены автомастурбации позолоченной статуэткой. Но этому Пенни отказывалась верить. А может, не хотела. Жгучие кадры вроде бы выложили в Сеть, однако смотреть их не было сил. И вообще, если на то пошло, шокирующий эпизод лишь укрепил ее во мнении, что Алуэтта страдала серьезным психическим расстройством. Как ни печально, актриса, судя по всему, стала жертвой рецидива наркотической и алкогольной зависимости.

В общем, целая трагедия. Причем по нескольким фронтам сразу.

Бриллштейн планировал сделать Пенни компаньоном. Расчет был прост: в деле о возмещении морального ущерба она выступит в роли главного защитника Алуэтты. Эффектная комбинация: свежеотвергнутая пассия бросается на выручку бывшей сопернице. При таком раскладе истица наверняка смотрелась бы всамделишной жертвой коварного ловеласа. «Би-Би-Би» гарантированно выигрывает процесс, хотя и не сразу, а после энного количества часов, подлежащих оплате. Со смертью актрисы пузом кверху перевернулась и тяжба. Фирме требовалось очередное громкое дело, а Бриллштейну – новая витрина для демонстрации адвокатских талантов Пенни.

Но не только босс уделял ей повышенное внимание. На горизонте снова замаячил Тэд. Тот самый Тэд Смит, что прозвал ее «шельмочкой». Молоденький специалист по патентному праву, чье мужское достоинство Моник окрестила головастиком. Он едва узнал Пенни после ее парижского преображения. Восхитительная до остолбенения, до дерзости независимая, нынче она никак не походила на толстую вонючую болонку. Даже если Тэд и продолжал интересоваться Моник, он ни разу о ней не обмолвился. Вместо этого пригласил Пенни на обед.

Он отвез ее в «Ла Гренуль», где попотчевал смешными историями из собственной редакторской практики в «Юридическом вестнике Йеля». Отобедав, они наняли карету прокатиться по парку. На прогулке Тэд купил связку воздушных шариков: простой романтический жест, до которого Максвелл при всех его мозгах ни разу не додумался.

Тэд даже не поддразнивал ее былым прозвищем, «Доткомовской Золушкой». В «Нью-Йорк пост» давно сменили тему. Нынче в ходу смерть Алуэтты. Засуха во Флориде. Конфуз с английской королевой, рухнувшей в конвульсиях на переговорах с китайскими поставщиками ширпотреба.

Пока их экипаж цокал по Пятой авеню, Пенни старалась не смотреть на облицованный розовыми зеркалами фасад, что высился впереди, на перекрестке с Пятьдесят седьмой улицей. У входа томилась очередь. Уходящая за горизонт.

– Глянь-ка, – сказал Тэд. – Никак Моник?

Пенни присмотрелась: и впрямь, зябко постукивая каблучками, на тротуаре прохлаждалась девушка, обнимавшая себя за плечи. Вся очередь до последнего человечка была из женщин. Вжав голову в плечи, Пенни съехала как можно ниже. Морщась от разочарования и досады, уткнулась носом в воздушные шары.

– Мо! – окликнул Тэд и махал до тех пор, пока его не заметили.

– Жуть, да? – взвизгнула Моник. – Да я за «Блэкберри» меньше стояла!

Полуденное солнце переливалось искрами в стразах у нее на ногтях и на бусинах в косицах.

Тэд велел вознице притормозить.

Пенни вновь показалось, что о ней забыли, низвели до вонючей собачонки. Она с нарочитым удивлением вскинула лицо, притворившись, будто только сейчас заметила соседку. Пенни знала, что у Моник заготовлен целый список «кончиков», которые той не терпелось притащить из магазина и опробовать. Интернет гудел от хвалебных отзывов первых «примерщиц». Да что там хвалебных: это больше напоминало массовую истерию. Невзирая на гигантские складские запасы, намеренно созданные ко дню открытия, офшорные фабрики едва справлялись с наплывом заказов. Сарафанное радио сработало похлеще лесного пожара. Говорящие головы на телеэкранах сетовали, что, коль скоро такая масса женского населения вдруг сказалась больной и пожелала остаться дома, валовый национальный продукт может дать просадку.

Пенни негодовала на мужчин-репортеров, подававших эти новости как похабный анекдот: то подмигнут, то осклабятся, а то и жест какой изобразят.

– Прибереги свои денежки! – крикнул Тэд. – Джеральд из отдела авторского права давно положил на тебя глаз!

Лошадь фыркнула. Сзади посигналили.

– Ты разве не в курсе? – не осталась в долгу Моник. – Всех мужиков теперь на свалку!

Очередь одобрительно загудела.

Моник продолжала играть на публику.

– Да я сама все умею почище любого самца! – Она пренебрежительно щелкнула пальцами, чуть ли не высекая искры из стразов.

Вновь одобрительный гул, погромче прежнего. Смех, аплодисменты. Народ поддерживал.

Им посигналили снова. Очередь заворочалась, начала двигаться.

– Разве самотык оплатит тебе ужин? – поддразнил Тэд, явно заигрывая.