Книга Паладин. Тень меча - Симона Вилар

Она видела, что его волнуют эти сторонние звуки, но по-прежнему тихая музыка наполняла покой, плавная и одновременно дикая мелодия без начала и конца, звучащая, словно вздох тоскующего сердца.

— О, мой Малик, я прошу…

— О чем, услада моей души? Ах да, о своей малышке. Дочь. Это тоже неплохо, но благословение Божье на сыновьях. Когда рождается девочка, мать у нас утешают старинной восточной поговоркой: «Родила девочку, родишь и мальчика».

И опять Джоанна оказалась в его сильных ласковых руках, он усадил ее к себе на колени, гладил ее обнаженные руки, коснулся груди, нежно ее сжал. Каждое его прикосновение отдавалось в ее теле горячей волной, она страстно желала его, но сдержала порыв и не обняла Малика, а только слушала, что он говорил ей сквозь прерывистое дыхание:

— В Коране сказано: «Женщины — ваше поле. Это ваше дело, как вы его засеете». Да, твоя дочь не с тобой, но я засею твое лоно своими соками, как дождь наполняет землю животворящей силой. Ты сама хочешь этого. И это естественно, как сама жизнь. Ибо сказано в суре «Стол»: «Половые сношения нужны человеку так же, как и еда».

О, эти его прикосновения, поцелуи на ее пылающей коже! В какой-то миг из горла молодой женщины вырвался звук, похожий на мурлыканье. Малик довольно рассмеялся.

— Ты родишь мне много прекрасных сыновей, моя неуловимая, гордая христианка. Моя мечта, свет моей любви, — шептал аль-Адиль между поцелуями.

Джоанна задыхалась. У нее все сильнее билось сердце, внизу живота стало горячо. Она сама обняла аль-Адиля, запустила пальцы в его жесткие напомаженные волосы. Голос разума становился все глуше, все сильнее подступало желание. Тем не менее она не забыла, почему решилась на это.

— Я рожу вам много прекрасных и сильных сыновей, Малик. Но разве вам так трудно избавить меня от печали, что царит в моем сердце, и вернуть мне мою маленькую Хильду?

Он не ответил, снова стал целовать ее, однако в какой-то миг Джоанна заставила себя выскользнуть из его объятий.

— Господин Малик…

Она задыхалась.

— Я буду ваша, вы мне нравитесь, и я… я хочу вас. Но мое счастье не будет полным, пока я ничего не знаю о судьбе моей Хильды.

Теперь она начала пятиться от него, пока не уперлась спиной в пестрый ковер на стене. Все, дальше ходу не было. Эмир мог снова приманить ее, и она не знала, как тогда поступит. Разбуженное им желание и одновременно боль и тревога за дочь переполняли молодую женщину. Но сейчас либо все решится, либо… Она боялась представить, что будет, если эмир ей откажет.

— Вы добрый и великодушный человек, Малик. Разве вы не понимаете, что все эти дни я провела в печали о моей малышке? О, сжальтесь, скажите, где она? Что с ней? Ибо как бы мне ни хотелось любить вас, но тревога за мою дочь…

— С ней все в порядке. — Аль-Адиль резко сел на софе.

По-прежнему звучала долгая нескончаемая мелодия, заглушая его бурное дыхание. Но теперь не от страсти. Похоже, он был раздражен. Однако Джоанна не желала уступать, пока не добьется своего. Если он только скажет, что вернет Хильду… О, она готова сама броситься ему в объятия, ласкать и целовать его, лечь под него, сплести с ним ноги… Но если эмир откажет…

Аль-Адиль заговорил, на этот раз несколько сухо:

— Неужели ты, моя дивная пери, думаешь, что я пришел бы к тебе, если бы причинил зло твоей малютке? Нет, я позаботился о ней. И одновременно убрал с нашего пути. О, не хмурь свои лукообразные брови, моя красавица. Твоя дочь в добром здравии, и о ней заботятся преданные люди.

— Но она так нужна мне! Она не помешает мне любить вас, Малик. Без нее же мое сердце разрывается!..

Джоанна умоляюще сложила руки. Глаза блестели от подступивших слез, она часто дышала, грудь ее вздымалась. В этот миг Джоанна даже не представляла, как она прекрасна. Будто сияя неким внезапно вспыхнувшим в душе солнцем, она поражала своей красотой.

Эмир неотрывно смотрел на нее. «А этот глупец Фазиль даже уверял, что она из тех женщин, которые равнодушны к своим детям», — подумал он с досадой.

— Успокойся, Джоанна. Маленькая Хильда ныне находится среди твоих единоверцев. Мои верные люди отвезли ее в Яффу и передали твоему супругу Обри де Ринелю. Причем приложили записку, что это его дочь. Видишь, я просто вернул ребенка отцу. Теперь он позаботится о малютке.

Джоанна ошеломленно молчала. У нее в душе словно случился обвал — так стало больно и страшно. Ее маленькая Хильда у Обри? У человека, который знает, что это не его дитя? У Обри, для которого нет ничего святого? Который не чтит ни родственных, ни божеских законов? О Господи, что же он сделает с ее крошкой?

— Вы отдали ребенка Обри? — как будто со стороны услышала Джоанна свой голос, показавшийся ей чужим. От напряжения у нее перехватило дыхание и она едва могла вдохнуть.

— Да, — невозмутимо ответил эмир. — Вы жили с рыцарем Обри как супруги, он ее отец. Я поступил, как и положено. Теперь можешь больше не волноваться о ребенке.

Не волноваться? О, святые угодники! Она даже не может ничего объяснить! Да и зачем? Обри теперь распоряжается жизнью подброшенного ему ребенка… Джоанне страшно было и думать, что ждет маленькую Хильду!

Кулаки ее невольно сжались. Она на миг закрыла глаза, а когда открыла… Если бы ее взгляд обладал смертоносной силой, аль-Адиль был бы просто испепелен.

— Я ненавижу вас, Малик! Не считаясь со мной, ничего не зная, вы поступили как злейший мой враг. Будьте же вы прокляты! Будь проклята и я, которая…

Она не договорила, задыхаясь от ужаса и безысходности.

Но эмиру уже стала надоедать ее настойчивость.

— Успокойся, женщина, и не испытывай больше моего терпения. Твои требования и упреки чрезмерны. У нас говорят: лишняя соломинка может и верблюду спину сломать. А твое поведение…

Но Джоанна уже не слышала его слов. Ее мысли разлетелись, все заполнили боль и ярость.

Она поняла одно — из-за бесцеремонной выходки аль-Адиля, не посчитавшегося с волей матери, она навсегда потеряла свое дитя. Более того, своим решением он просто погубил ее дочь.

Больше Джоанна не владела собой. Сосуд кальяна первым попался ей под руку, и она запустила им в пораженного эмира. Потом, будто силы ее удесятерились, она опрокинула на него столик со всеми яствами и кувшинами с напитками и сама кинулась на него, будто намеревалась выцарапать ему глаза.

— Вы убили мое дитя, вы убили…

Эмир отбросил ее с неожиданной силой, так что Джоанна буквально покатилась по ковру, но в следующий миг была уже на ногах и, крича, рыдая и не помня себя от гнева, вновь кинулась на этого человека, который обращался с ней как с рабыней, который не считался с ней и ломал ее жизнь…

Аль-Адиль был ловок и силен, ему не составило труда скрутить ее, но она продолжала биться, кричать и вырываться, не слыша его слов, которые вскоре тоже перешли в крик.