Книга Правда сталинских репрессий - Вадим Кожинов

К этому сакраментальному вопросу мы еще вернемся, а пока обратим внимание: Давид Самойлов полагает, что суть происшедшего в 1937 году предначертала "высшая воля", хотя Сталин выполнил её предначертание "диким образом"; ранее цитировалось такое же разграничение Константина Симонова: послевоенная борьба с «низкопоклонством» была, по его словам, «необходимой» и «здравой», но проводилась она, как это ни прискорбно, «варварски». Подобное разграничение цели и методов её реализации отнюдь не оригинально: Сталина достаточно часто проклинают не столько за его «решения» как таковые, сколько за то, что он осуществлял их дикими, варварскими, чудовищными "методами".

Но этим он едва ли принципиально отличается от своих предшественников, игравших ведущие роли в 1917–1928 гг. Нередко это варварство выводят — что уж совсем смехотворно — из чисто личных психических особенностей Сталина… Между тем любая революция в подлинном значении этого слова не может не быть воплощением «варварства» и «дикости», то есть, выражаясь не столь эмоционально, отрицанием, отменой всех выработанных веками правовых и нравственных устоев и норм человеческого бытия. Именно таков едва ли не главный вывод фундаментального сочинения о Великой французской революции, созданного еще в 1837 году крупнейшим английским мыслителем Томасом Карлейлем, который в свои юные годы непосредственно наблюдал последний период этой революции.

Карлейль стремился осмыслить бесчисленные чудовищные злодеяния французских революционеров. Затоплялись барки, чьи трюмы были набиты не принявшими новых порядков священниками; "но зачем жертвовать баркой? — продолжал Карлейль. — Не проще ли сталкивать в воду со связанными руками и осыпать свинцовым градом все пространство реки, пока последний из барахтающихся не пойдет на дно?.. И маленькие дети были брошены туда, несмотря на мольбы матерей. "Это волчата, — отвечала рота Марата, — из них вырастут волки". Потом… женщин и мужчин связывают вместе за руки и за ноги и бросают. Это называют "республиканской свадьбой"… "Вооруженными палачами "расстреливались маленькие дети и женщины с грудными младенцами… расстреливали по 500 человек зараз…" И вот вывод Карлейля: "Жестока пантера лесов… но есть в человеке ненависть более жестокая, чем эта".

И образчик «предельной» (или, вернее, беспредельной) чудовищности: "В Медоне… существовала кожевенная мастерская для выделки человеческих кож; из кожи тех гильотинированных, которых находили достойными обдирания, выделывалась изумительно хорошая кожа наподобие замши… История, оглядываясь назад… едва ли найдет в целом мире более отвратительный каннибализм… Цивилизация все еще только внешняя оболочка, сквозь которую проглядывает дикая, дьявольская природа человека" — так завершает Карлейль.

За четверть века (до начала Реставрации в 1814 году) Французская революция пожрала, по разным оценкам, от 3,5 до 4,5 млн. человеческих жизней. Это может показаться не столь уж громадной цифрой, если забыть, что население Франции было тогда в 6–7 раз меньше населения России эпохи её Революции (и, следовательно, гибель 4 млн. французов соответствовала гибели 25–30 млн. жителей России) и что в конце XVIII века не имелось тех средств уничтожения, которые «прогресс» создал к XX веку…

Известнейший специалист в области исторической демографии Б.Ц. Урланис писал о жертвах Французской революции: "…этот урон был настолько значителен, что французская нация так и не смогла от него оправиться и… он явился причиной уменьшения роста населения во Франции на протяжении всех последующих десятилетий". И в самом деле: ко времени Революции население Франции составляло 25 млн. человек, Великобритании — 11 млн., Германии — 24 млн., а к концу XIX века соответственно: 38 млн, 37 млн. и 56 млн.: то есть население Германии выросло в два с лишним раза, Великобритании — даже в три с лишним, а Франции — всего лишь на 50 процентов…

"Варварство" революций, выражающееся и в самом характере, в «качестве» деяний революционеров, и в грандиозном количестве жертв, имеет свое достаточно четкое объяснение, Ведь революция — это уничтожение — убийство! — существующего к моменту её начала общественного организма; и потому не только те, кто пытается защищать уничтожаемый прежний строй, но даже и те, кто не борется против него, предстают как её враги. Один из вождей Французской революции, Сен-Жюст, обращаясь к соратникам, дал формулу, ставшую своего рода законом: "Вы должны карать не только предателей, но и равнодушных; вы должны карать всякого, кто пассивен в республике".

* * *

Я обратился к Французской революции, в частности, потому, что варварство Российской революции постоянно пытаются «объяснить» некой специфически «русской» жестокостью. Между тем сопоставление реальной картины обеих революций неоспоримо свидетельствует, что все происходившее с 1917 года в России если даже и не уступает, то и не превосходит дикость и гибельность происходившего после 1789 года во Франции. И необходимо сознавать, что двухсотлетняя даль времени и, кроме того, ежегодные пышные торжества в Париже 14 июля под звуки «Марсельезы» заслоняют чудовищные зрелища, разыгрывавшиеся перед тысячными толпами (гильотинировались и мальчики 13–14 лет, "которым, вследствие малорослости, нож гильотины приходился не на горло, а должен был размозжить череп"), и заглушают вопли людей, запертых в идущих на дно барках.

Нельзя не напомнить, что самый варварский террор приходится на первые пять революционных лет (до 1795 года), когда существовавший до 1789 года общественный организм еще так или иначе сопротивлялся, боролся за жизнь. И, возвращаясь к Российской революции, мы сможем убедиться, что дело здесь обстояло так же: самые дикие «методы» и самые громадные жертвы присущи первому пятилетию — до 1923 года.

В 1994 году были впервые опубликованы два поистине чудовищных приказа, отданных в июне 1921 года (когда, между прочим, Сталин еще не был "генсеком"). Речь шла о бунте тамбовского крестьянства ("антоновщина"), начавшемся в августе 1920 года и к июню 1921-го уже почти полностью подавленном. Тем не менее 12 июня командующий войсками Тамбовской губернии (приказ подписал также начальник штаба этих войск) объявил:

"Остатки разбитых банд и отдельные бандиты… собираются в лесах… Для немедленной очистки лесов ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.

2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов…"

В соответствии с этим инспектор артиллерии распорядился: "Стрельба должна вестись настойчиво и большим количеством снарядов… Общая скорость стрельбы не менее трех выстрелов в минуту на орудие…"

Это отношение к русским крестьянам, бунтовавшим против продразверстки (использование которой, кстати сказать, власти неоправданно затянули, что к тому моменту уже было официально признано), как к неким вредным существам, словно бы не имеющим человеческого статуса, о многом говорит. Но еще более чудовищен был второй приказ, отданный через одиннадцать дней, 23 июня 1921 года: