Книга Тайны советской империи - Андрей Хорошевский

Однако власть эсеры удержать не сумели и после Октябрьского переворота превратились едва ли не в главных врагов большевиков (равно как и любая другая политическая сила, не желавшая четко следовать «генеральной линии»). Впрочем, эсеры, к тому моменту расколовшиеся на два основных крыла – центристское и интернационалистское (левые эсеры), – некоторое время оставались заметной и влиятельной силой. Особенно это касалось левых эсеров, которые были союзниками большевиков в осуществлении Октябрьской революции.

В марте 1918 года левые эсеры в знак протеста против подписания Брестского мира вышли из состава Совнаркома. Но при этом они продолжали оставаться в коллегиях наркоматов, военном ведомстве, разных комитетах, комиссиях, советах, более того, – на тот момент левые эсеры занимали едва ли не ведущее положение в ВЧК.

14 июня 1918 года ВЦИК исключил из своего состава представителей партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков. Тот же декрет ВЦИК рекомендовал всем советам рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов удалить из своей среды представителей этих партий. Это был первый звонок для левых эсеров, недаром член ЦК «интернационалистов» В. А. Карелин назвал этот декрет незаконным, так как по закону менять состав ЦИК мог только Всероссийский съезд Советов.

Разногласия между недавними союзниками стремительно углублялись. Прежде всего эсеры были не согласны с политикой большевиков на селе, продразверсткой и прочими методами «борьбы за урожай». На V Всероссийском съезде Советов левые эсеры открыто выступили против них, однако были в меньшинстве (около 350 депутатов из 1164) и поддержки не получили.

После этого Всероссийский съезд левых эсеров, заседавший в Москве одновременно с V съездом Советов, по вопросу о внешней политике постановил: «Разорвать революционным способом гибельный для русской и мировой революции Брестский договор. Выполнение этого постановления съезд поручает ЦК партии». В свою очередь, ЦК решил прибегнуть к «знакомым» методам…

* * *

События, разыгравшиеся 6 июля 1918 года в немецком посольстве в Москве, сами по себе весьма загадочны и при этом имеют определенное отношение к теме покушения на Ленина, поэтому остановимся на них поподробнее.

В этот день в 14 часов 15 минут около особняка по адресу Денежный переулок, 5, где, собственно, находилось посольство Германии, остановился темный «паккард», из которого вышли два человека. Швейцару они предъявили удостоверения сотрудников ВЧК на имя Якова Блюмкина и Николая Андреева и потребовали встречи с послом Вильгельмом фон Мирбахом. В посольстве осознавали, что в сложившейся ситуации возможны любые инциденты (дипмиссия неоднократно получала сигналы, что на посла готовится покушение), и поэтому Мирбах практически не принимал посетителей. Но узнав, что прибыли официальные представители ВЧК, он решил сделать исключение. К послу присоединились советник посольства доктор Курт Рицлер и адъютант военного атташе лейтенант Леонгарт Мюллер в качестве переводчика.

Беседа началась около 14.45. Блюмкин показал послу бумаги, которые якобы изобличали родственника посла, некоего Роберта Мирбаха, в шпионской деятельности. Посол ответил, что никогда о таком «родственнике» не слышал. Второй сотрудник ВЧК, Андреев, поинтересовался, хочет ли Мирбах знать, какие меры намерено предпринять ЧК. Дипломат кивнул, после чего Блюмкин выхватил револьвер и открыл огонь. Он выстрелил трижды, но ни один из выстрелов не достиг цели. Дипломаты бросились бежать. Андреев мгновенно выхватил и бросил бомбу, но она не взорвалась, после чего он уже из револьвера смертельно ранил фон Мирбаха. Блюмкин поднял с пола неразорвавшуюся бомбу и бросил ее вторично. Раздался взрыв. Чекисты выпрыгнули в окно и через сад побежали к «паккарду». Спустя несколько мгновений Андреев уже был в машине, Блюмкин же при приземлении сломал ногу. В этот момент охранники посольства открыли огонь по убегавшим. Одна из пуль угодила Блюмкину в ногу, но ему, с простреленной и сломанной ногой, удалось перебраться через ограду и добежать до машины.

На первый взгляд, все было ясно – убийство немецкого посла было организовано и осуществлено левыми эсерами, которые таким образом пытались настроить Германию против советской России и добиться разрыва Брестского мира. Однако не все так просто. В этом деле было немало подводных камней, немало моментов, затрагивающих высших руководителей советского государства.

Начать хотя бы с того, что Блюмкин и Андреев были вполне реальными сотрудниками ВЧК. В этом не было ничего удивительного, однако Блюмкин, несмотря на свой юный возраст (на момент убийства ему было всего 19 лет), был руководителем одного из подразделений, созданных при важнейшем в ВЧК отделе по борьбе с контрреволюцией. И не какого-нибудь, а… отделения, нацеленного на работу против «шпионской деятельности германского диппредставительства» (Андреев официально числился фотографом этого отделения). Более того, Блюмкин и Андреев предъявляли документы (некоторые из них они оставили в посольстве – в ходе следствия эти документы были одной из важнейших улик), подписанные самим председателем ВЧК Феликсом Дзержинским. Который, в свою очередь, также был противником Брестского мира.

Реальной персоной, кстати, был и Роберт Мирбах, правда, «немного» не в той ипостаси, в какой представили его немецкому послу Блюмкин и Андреев. На самом деле он был русским подданным, до революции служил в хозяйственной части Смольного института. Но кто мог помешать ЧК сделать из Роберта Мирбаха австро-венгерского офицера, якобы служившего в 37-м пехотном полку, попавшего в русский плен и освобожденного из него после ратификации Брестского мира? Никто, тем более что в реализации этого плана принимал участие сам Феликс Дзержинский. Знал ли председатель ВЧК, каковы истинные планы Блюмкина и Андреева, или же считал, что «дело Мирбаха» будет использовано для давления на посла? На этот вопрос однозначного, стопроцентно верного ответа нет. Но так или иначе, на руках у Блюмкина оказались два документа.

Первый ВЧК получила от датского консульства, в то время представлявшего в советской России интересы австро-венгерских подданных. Чекистам удалось убедить сотрудников консульства, что Роберт Мирбах является австрийским офицером и родственником немецкого посла, и те выдали справку следующего содержания: «Настоящим Королевское Датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской чрезвычайной комиссии, что арестованный офицер австро-венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению Германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя Датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии».

После этого у Блюмкина появился второй документ: «Всероссийская чрезвычайная комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином Германским послом в Российской Республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу. Председатель

Всероссийской чрезвычайной комиссии: Ф. Дзержинский. Секретарь: Ксенофонтов».

Дзержинский, отвечая на вопросы специальной следственной комиссии ВЦИК, утверждал, что его подпись на последнем документе подделана. Но в целом его показания были весьма запутанны и противоречивы. Он, к примеру, говорил, что «Блюмкина я близко не знал и редко с ним виделся». Что, исходя из логики и принципов работы ВЧК, неправда – не мог председатель Чрезвычайной Комиссии «не близко» не знать начальника одного из важнейших направлений руководимой им организации и редко общаться с ним. Это позднее говорил и сам Блюмкин: «…вся моя работа в ВЧК по борьбе с немецким шпионажем, очевидно, в силу своего значения, проходила под непрерывным наблюдением председателя Комиссии т. Дзержинского и т. Лациса».