Книга Русь меж двух огней – против Батыя и "псов-рыцарей" - Михаил Елисеев

* * *

О событиях, которые произошли в Юрьеве в конце лета — начале осени 1224 года, нам известно из сообщений Генриха Латвийского и Василия Татищева. В дошедших до нас русских летописях этому судьбоносному моменту посвящена всего одна фраза: «Того же лета убиша князя Вячка немьци в Гюргеве, а город взяша» (Новгородская I летопись). Известия же двух названных авторов прекрасно дополняют друг друга, но, на мой взгляд, более связным и логичным выглядит повествование Татищева, и постараюсь объяснить почему. Дело в том, что немецкому хронисту помимо изложения событий надо было еще описывать и подвиги своих единоверцев и соотечественников, которые должны были потрясать воображение современников. Но той подлостью, при помощи которой был захвачен Юрьев, особенно гордиться нечего, а потому Генрих о перемирии не упоминает вообще, сводя все к одному удачному штурму. И вот при описании этого штурма у него и возникает масса всяческих нестыковок, к примеру, вначале автор говорит о том, что в этот день крестоносцы потерпели серьезную неудачу и приступ провалился, а потом вдруг неизвестно почему оказывается, что рыцари прорвались в город. Или эпизод с мостом: «Между тем другие (крестоносцы) нанесли дров и подожгли мост, а русские все сбежались к воротам для отпора». Возникает закономерный вопрос — зачем тем, кто штурмует город, поджигать мост, который ведет к воротам? Обычно, наоборот, такой стараются построить! И вопрос второй — зачем русским гридням собираться у ворот для их защиты, если единственный мост, который к ним ведет, объят пламенем? Логики в действиях тех и других никакой, но если все это рассматривать в контексте событий, изложенных у Татищева, то все встает на свои места. Также из сообщения Василия Никитича мы узнаем и о судьбе князя Вячко: «А немцы, вооружась, учинили приступ и, скоро войдя во град, взяли князя Вячка и бояр, которые слезно их просили, чтоб как пленных не губили. Но они, несмотря ни на что, словно беззаконные рабы диавола, а не Божии, князя и бояр побили». Из текста однозначно следует, что русский князь попал в плен и был убит позднее, а вот Генрих Латвийский просто скромно упоминает, что «перебили всего вместе с королем около двухсот человек». Как помним, эти 200 человек — личная дружина князя и суздальские гридни, а потому нет ничего удивительного, что немцы их не пощадили, забыв все рыцарские обычаи. А между тем судьба осажденных была решена задолго до падения Юрьева, и в «Хронике» на этот счет есть конкретное указание, когда автор приводит рассуждения братьев-рыцарей по этому поводу. «Надо взять этот замок приступом, с бою и отомстить злодеям на страх другим. Ведь во всех замках, доныне взятых ливонским войском, осажденные всегда получали жизнь и свободу: оттого другие и вовсе перестали бояться. Так теперь мы всякого, кто из наших первый взберется на вал и вступит в замок, превознесем великими почестями, дадим ему лучших коней и лучшего пленника из взятых в замке, за исключением короля, которого вознесем надо всеми, повесив на самом высоком дереве». Как видим, и участь Вячко тоже давно была решена, а потому та кровавая баня, которую устроили крестоносцы в поверженном городе, удивления не вызывает.

«Новгородцы же пришли было во Псков с многочисленным войском, собираясь освобождать замок от тевтонской осады, но услышав, что замок уже взят, а их люди перебиты, с большим горем и негодованием возвратились в свой город» (Хроника Генриха Латвийского). Как видим из этого сообщения, помощь была близка, но лишь Татищев дает четкое указание на то, почему она задержалась «Но поскольку у новгородцев с князем было несогласие и между собою распри великие, не могли о помощи Юрьеву согласиться и оказать, как того требовалось». Вот и все, как говорится, ничего не добавить, ничего не прибавить.

А между тем падение Юрьева имело самые трагические последствия для дальнейшей судьбы северо-западных русских земель. Исчез буфер между Русью и орденом, и теперь немецкая агрессия могла обрушиться уже непосредственно на Русь. Рухнул грандиозный план князя Ярослава по созданию плацдарма для похода на Ригу, и теперь ему приходилось все начинать сначала. Но главное, меченосцы почувствовали вкус победы над русскими, и теперь их алчные взоры устремились на Восток. Все это прекрасно осознали на Руси и особенно в Новгороде, чья правящая верхушка допустила подобный кризис. «Когда же пришло сие известие в Новгород, учинило всенародную печаль, и было споров множество, один другого обвинял» (В. Татищев). Взятие Юрьева подвело черту под завоеванием крестоносцами Восточной Прибалтики, эта страница была уже перевернута, и борьба вступала в новую фазу, где теперь главными противниками будут Русь, Литва и орден.

* * *

Удивительно интересно сложится судьба у дочери князя Вячко — Софии. Она выйдет замуж за Дитриха фон Кокенгаузена, германского рыцаря, который будет владеть замком, построенным на месте Кукейноса, и ей достанется половина бывшего княжества ее отца. Ну, а что касается Юрьева, то немцы переименуют его в Дерпт, заселят новыми людьми и образуют Дерптское епископство, которое станет источником головной боли для многих русских правителей. Промедление и нерасторопность новгородцев, которые своевременно не оказали помощь осажденному Юрьеву, дорого обойдутся всей Руси.

Князь Ярослав против меченосцев

1234 г.

В лето 6742 иде князь Ярослав с новгородци и с всею областью и с полкы своими на немьци под Гюргев.

Новгородская I летопись

Падение Юрьева коренным образом поменяло всю стратегическую ситуацию на северо-западе Руси — на ее границе появился очаг напряжения, где рыцари могли спокойно концентрировать крупные силы и затем атаковать новгородские и псковские границы. И если это в какой-то степени не понимали новгородцы и псковичи, которые вообще вели себя довольно пассивно в то время, когда орден укреплялся в Прибалтике, то князь Ярослав Всеволодович отдавал себе отчет в том, чем такое положение дел грозит. Поэтому вернуть назад Юрьев, который он в какой-то мере считал своим владением, стало для него делом принципа, только отмечу еще раз, что в своих начинаниях на северо-западе он в очень большой степени зависел от Новгорода и Пскова. Новгородская непоследовательность и откровенная дурость очень часто негативно сказывались на обороноспособности Руси, и потому очень многие полезные начинания князей, правивших в этом городе, не увенчались успехом. Князь Ярослав исключением не был, и самым ярким примером такого подхода к делу новгородцев может служить поход 1228 года.

Цель перед собой Ярослав Всеволодович поставил глобальную — идти на Ригу и нанести удар в самое сердце врага. Трудно сказать, входил ли в его план в этот раз захват Дерпта или нет, но силы для этого предприятия князь привлек значительные. Помимо собственно полков из Переславля-Залесского, по его замыслу, к войску должны были присоединиться рати из Новгорода и Пскова, но вот тут-то и случилось непредвиденное — псковичи заключили мир с орденом и напрочь отказались участвовать в походе. Князь послал в Псков своего доверенного человека, но и ему не удалось убедить жителей Пскова принять участие в грядущей войне на стороне Ярослава, те твердо держались своих договоренностей с немцами. Мало того, по Новгороду поползли слухи о том, что вместо Риги князь поведет полки на Псков, и теперь уже заволновались новгородцы. «Новгородьци же князю рекоша: «Мы бе своея братья бес пльсковиць не имаемся на Ригу; а тобе ся, княже, кланяем» (Новгородская I летопись). Ярославу ясно дали понять, что без псковичей новгородцы никуда не пойдут, а если у князя есть идеи по поводу наказания строптивого Пскова, то здесь ему Господин Великий не помощник. Подобный демарш грозил крахом всему мероприятию, Ярослав Всеволодович рвал и метал, пытаясь доказать новгородцам всю пагубность их действий, но тщетно! Как с грустью записал автор Новгородской I летописи: «Много же князь нудив и не яшася по путь. Тгда же князь Ярослав плкы своя домовь посла». Грандиозно задуманный поход, который мог обернуться большими успехами русских, закончился, так и не начавшись по вине новгородских смутьянов. Но не тот человек был князь Ярослав, чтобы бросить начатое дело, и 1234 году он решил повторить попытку — только теперь цель была гораздо ближе и вполне досягаема. Решено было нанести главный удар по Дерпту и снова вернуть его под русское влияние.