Книга Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова

Бугрименко смерил Ларису холодным и безразличным взглядом и покачал головой:

– Нет. В третий раз пересказывать одно и то же не нужно. Здесь все записано в подробностях, – он ткнул в листы протоколов, лежащих перед ним.

– Что же тогда вы хотите? – с недоумением спросила Лариса.

– Только одного, – Бугрименко снова пригладил без того жидкую, прилизанную шевелюру. – Найти того, кто это сделал.

Его слова прозвучали как приговор. Неужели он что-то знает? Чушь! Откуда? Что ему может быть известно? Или Бугрименко следил за ней? Но как? Когда? Ведь он лишь сегодня получил это дело. Тогда почему он так смотрит на нее, почему говорит жестким, неумолимым, прокурорским тоном, будто подозревает ее в чем-то? И что значат его последние слова?

– Боюсь, что я ничем больше не смогу вам помочь, – выдавила Лариса. – Все, что я видела, я уже рассказала Татьяне Сергеевне, а еще раньше сотруднику милиции, прибывшему на место происшествия. Прибавить мне нечего.

– Совсем нечего?

– Совсем.

Бугрименко просветил ее, словно рентгеновский луч, своими маленькими, острыми глазками.

– Ну хорошо. Допустим. Но неужели вы не запомнили хотя бы несколько цифр номера машины, совершившей наезд? Ведь она остановилась практически рядом с вами.

– Она стояла рядом лишь несколько секунд, а потом сорвалась с места и унеслась.

– Тем более вы должны были заметить номер. Вы же оставались на месте и видели удаляющийся корпус машины и прикрепленный там номер. Как же так, Лариса Дмитриевна?

– Я была в шоке, – сказала Лариса. – Я не могла ни о чем думать, кроме… кроме… – она запнулась, не в силах закончить фразу.

– Кроме убитой девочки, – спокойно договорил за нее Бугрименко. – Положим, я это понимаю. Того, кто сидел за рулем, вы тоже не рассмотрели, хотя он находился в полуметре от вас. Виной этому все тот же шок, так?

– Да.

– Но тогда почему, позвольте вас спросить, вы так подробно, описываете игрушку, подвешенную на лобовом стекле? И форму, и цвет, столько подробностей! Странно, не так ли?

У Ларисы не осталось сомнений в том, что Бугрименко подозревает ее. Значит, он интересовался этим делом раньше, может, даже специально не показывался ей на глаза, подсунув вместо себя для отвода глаз беременную Весняковскую, следил за ней или поручил следить своим людям. Дождался, пока Лариса обнаружит себя, и теперь хочет взять ее в оборот.

Ею внезапно овладела злость. Истоком этой злости было отчаяние, но так или иначе, чувство вины и стыд отошли на задний план. Остался лишь гнев на Бугрименко за то, что он смеет так говорить с ней.

– Я не вижу в этом ничего странного, – резко произнесла Лариса. – Неужели вы не понимаете, этот зеленый краб был ужасен. Ничего более страшного я в своей жизни не видела. Он покачивался его глаза смотрели так, будто сам краб был живой! Он поглотил все мое внимание, целиком и полностью! – Она почти кричала.

Бугрименко молча слушал, не перебивая и не двигаясь.

– Что вы так смотрите на меня? – проговорила Лариса с ненавистью.

– Как? – Он пожал плечами.

– Будто я знаю, кто убил девочку, и не хочу вам сказать!

– Я этого не говорил.

Лариса спохватилась. Господи, что она делает? Ведь он именно этого и добивается! Она сто раз читала о таком в книгах и фильмы смотрела. Кажется, это называется психологическим давлением или психической атакой… Нет, атака – это во время боя… Черт возьми, она совсем запуталась.

Лариса беспомощно посмотрела на Бугрименко. Он был совершенно спокоен, но глаза-буравчики продолжали внимательно изучать ее.

– Простите, – сказала Лариса как можно равнодушней. – Кажется, я слишком близко принимаю к сердцу это происшествие.

– В этом нет ничего странного. – На мгновение ей показалось, что в глубине серых глаз следователя мелькнуло нечто, похожее на сочувствие. И тотчас же лицо его вновь стало угрюмым и сердитым. – Я был бы больше удивлен, если бы вы остались равнодушны к трагедии, произошедшей на ваших глазах, Лариса Дмитриевна.

Ларисе захотелось, чтобы этот страшный человек, сидящий перед ней с видом прокурора, исчез, растворился, провалился сквозь землю. Невозможно слушать, что он говорит.

– Ладно, – Бугрименко полез в карман рубашки за сигаретами, – что с вас взять! Откуда хоть появился этот ублюдок, не помните? Прямо ехал или завернул из проезда? А может, он выехал слева, с тупиковой улицы?

– Слева, – быстро произнесла Лариса. Кажется, она действительно говорит правду, «опель» вынырнул из переулка, расположенного слева от основной магистрали. Почему-то она точно вспомнила об этом лишь теперь, когда Бугрименко задал свой вопрос. Глебу ее признание повредить не может. Он живет очень далеко от того места, где произошел наезд, и в переулке, по-видимому, оказался совершенно случайно. А Бугрименко пусть подавится этими подробностями.

– Вы уверены в том, что сейчас сказали? – Бесцветное лицо следователя слегка оживилось. – Не могли ошибиться?

– Нет, – твердо проговорила Лариса. – Я уверена.

– Ну, хорошо. Спасибо. Вы свободны. Возможно, я вызову вас еще. Всего хорошего.

До свидания. – Она вышла в коридор. На лбу выступила испарина, сердце бешено стучало. Как теперь быть? Можно ли сразу ехать домой, не будет ли за ней «хвоста»?

Она попыталась взять себя в руки. Глупости! Какой «хвост»? У милиции не хватает средств и людей распутывать тяжкие уголовные преступления. Кто станет следить за обыкновенной свидетельницей дорожно-транспортного происшествия? У нее просто нервы шалят, вот и все.

Лариса отыскала на этаже туалет, осторожно, стараясь не размазать подведенные глаза, умылась прохладной водой. Тщательно причесалась, подкрасила губы.

Никто не смеет подозревать ее! Никто не смеет за ней следить!

Стараясь не думать о Бугрименко и о сбитой девочке, Лариса спустилась по лестнице, вышла на улицу, села за руль. Прежде чем тронуться с места, она все-таки оглянулась по сторонам: никого подозрительного рядом не было, лишь на противоположной стороне тротуара взасос целовалась влюбленная парочка. Успокоенная, Лариса нажала на педаль, и машина понеслась к дому. Туда, где ждал ее Глеб.

14

Замок тихонько щелкнул, и дверь распахнулась. В квартире царила тишина. Лариса прошла по коридору, заглянула в большую комнату. Там было пусто. Удивленная, она приоткрыла дверь спальни, но Глеба не было и там.

Лариса почувствовала, как в сердце проникает противный холодок. Что бы это могло означать? Она на всякий случай зашла на кухню. На плите стояла плотно закрытая кастрюля. Лариса отодвинула крышку: из кастрюли повалил пар. Значит, огонь только недавно выключили. Куда же тогда делся Глеб? Ушел? Но почему? Зачем тогда он варил картошку, как они и договаривались?