Книга Измайловский парк - Ирина Лобановская

Арам задумался.

— Кажется, ты прав… Единственная женщина, которую любил Наполеон, Жозефина, была на шесть лет старше его. Первая жена, Троцкого Александра Соколовская — на десять лет старше его. Жена Свердлова Клавдия Новогородцева — на девять лет старше его. Крупская на два года старше Ленина. Жена Карла Маркса на четыре года старше его. Некая закономерность… Бочкарев рассказывал.

Валерий присвистнул:

— И все это — в поисках счастья. А счастье — дело нелегкое. Его очень трудно найти в себе самом и невозможно ни в ком другом. А настоящее счастье невозможно без одиночества. Вот Пушкин любил повторять: «Хочешь быть умен — учись, хочешь быть в Раю — молись, хочешь быть в аду — женись!» А Толстой? Ты «Крейцерову сонату» читал? Прямо диву даешься! Про какое время написано?! Все то же самое, что сегодня. Поищите того, у кого невеста — первая женщина, причем не только среди господ офицеров поищите, но даже среди крестьян… А про контрацепцию, которой английских буржуев кормят, про аборты и все остальное?! Про эти «научные» теории о необходимости половой жизни для здоровья?! Нет ничего нового под луной!.. От себя добавлю: когда эту галиматью слышу из уст очередного современного врача — о том, что для сохранения здоровья полезно заниматься сексом, — начинаю упорно подумывать, что всех докторов, которые такое несут, надо просто отстреливать.

— А могила Льва Толстого стала местом поклонения, — задумчиво заметил Арам. — Обнаружила все признаки религиозного памятника. Петр Александрович рассказывал. И вскоре после смерти Толстого на его могилу приехал его верный ученик Бирюков с товарищами. Возложили цветы. Десятилетний сын Бирюкова нагнулся, чтобы поправить их, и вдруг закричал — его руку обвила гадюка, она укусила мальчика… Но самое загадочное — гадюки в тех местах не жили, это факт, и появление серой змеи в три четверти аршина длиной объяснить невозможно. Тогда и обнаружили змеиную нору в могиле писателя. Профессор говорит, что Толстой шел от Бога к дьяволу, а Достоевский наоборот — от дьявола к Богу. Поэтому умер счастливым и просветленным. А жизнь Толстого перед смертью напоминала кошмар, граф часто думал о самоубийстве. И главный застрельщик переворота в России — Ленин — называл Достоевского скверным, а Толстого — зеркалом революции. Это его учение о непротивлении злу насилием… С точки зрения религии все верно. Но ведь когда революционеры-террористы убивали людей по решению самосуда, граф безмолвствовал, а когда этих убийц ловили и вешали, кричал: «Не могу молчать!» И смерть Толстого очень похожа на смерть Вольтера — у обоих долгая и мучительная. Оба раскаивались и хотели перед смертью помириться с церковью. Оба просили привести священника. Но ученики отказались: пусть, мол, учителя до конца останутся верными самим себе! Толстой пил-гулял, занимался спортом, матерился, настрогал кучу законных и незаконных детей… Одним словом — был мачо, и этим все сказано.

Валерка ухмыльнулся:

— О мертвых — либо хорошо, либо ничего.

— А ты попробуй сказать хорошо о Гитлере! — парировал Арам. — Или не скажи вообще. За тебя это все равно сделают другие. И что касается счастья… Путь к нему, по графу Толстому, состоит в отрицании науки и знания, в возвращении к естественной жизни, то есть к земледелию: нужно покинуть города, распустить народ с фабрик, вернуться к земле. Кстати, то же самое проповедовали и некоторые наши диссиденты — возврат к лошадке. Толстой хотел осчастливить мир, а самого близкого человека, свою жену, доводил до грани самоубийства, говорил, что она у него «камень на шее».

Валерий потер лоб:

— Образовался ты, паразите… Но на фиг этого графа! Ясно, что твой профессор его не переваривает. И ты туда же! Вернемся к нашим девицам. Среди сленговых слов, обозначающих прекрасный пол, наряду с «чувихой», «телкой» и «герлой» есть еще «пила». «Вон пошли две симпатичные пилы!» Хорошо звучит! Сечешь, почему девиц так прозвали?.. Намек на будущее. Пока девица в девушках, многим искренне непонятно, почему она в то же время — «пила». Зато когда она становится женой, да ты еще с ее мамой близко познакомишься, то у тебя, идиото, вскоре уже не будет даже возникать вопроса по поводу «пилы». Да, жить нужно одиноким волком…

Арам улыбался.

В Измайловском парке пацаны часто дрались на ножах. И Арам много слышал от Валерия о правильных приемах, зависящих от того, какой нож и какой противник. И еще важно — лежишь ты в этот момент или стоишь.

Однажды по лестнице на выходе из метро перед Валерием неловко брел, раскачиваясь маятником, пьяный в дымину мужик. Он стал шарить по карманам, что-то выронил и сам не заметил толком свою потерю, и даже не попытался поднять. Валерий машинально наклонился и увидел специально заточенный напильник, заточку, которой можно нанести не только серьезную травму, но и зарезать.

Услышав об этой истории, Арам спросил со смешком:

— И что ты сделал? Поднял заточку, протянул ему и сказал: «Вот, гангстерито, это ваша, вы уронили»?

Валерий свистнул:

— Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой! Не поднял и не вручил… Не рискнул. Тут уж неизвестно, на что можно нарваться в ответ.

Как ни странно, настоящую науку боя на ножах преподавал Валерке милейший дядя Боря-инвалид. Сосед по подъезду. Он плохо ходил, припадал на обе ноги, будто волок два здоровых чемодана с вокзала. Шептали, что дядя Боря отмотал срок за убийство жены. В тюряге сумел освоить все приемы обращения с небольшим коварным оружием — стилетом. Тонкое стальное лезвие он собственноручно выточил из подходящего обломка, чуть ли не из куска рельса. Или из какого-то другого инструмента, предназначенного не для разделывания людей, а для совершенно иных целей.

А после тюрьмы вдруг сделался степенным и правильным пролетарием, стал работать на Курской железной дороге обходчиком.

Маленький, щуплый, белесый, с часто моргающими блеклыми глазками, дядя Боря казался совершенно безобидным, пока кто-нибудь вдруг не задевал его. Дяди-Борины знакомые старались его не прогневать даже ненароком. Но случались и такие сорвиголовы, которые рассчитывали запросто пустить инвалида под откос. И тогда дядя Боря быстрым движением протягивал вперед руку в длинном рукаве, откуда вылетал тонкий стилет. Конфликт умирал сам собой.

— Что тебе в нем, в этом преступнике?! — часто в сердцах спрашивала мать. — Нашел с кем связаться!

Валерий отмалчивался. Непонятная дружба с дядей Борей приятно грела панинское тщеславие.

У Валерки на глазах дядя Боря моментально завалил громадного грузчика, который ни с того ни с сего по-хамски потребовал угостить его пивом.

Дядя Боря укатал грузчика слегка, чтобы только отключить. Для этого специально угодил в скулу рядом с ухом, но пониже виска, чтобы не брать грех на душу.

— Я вот тебе случай один расскажу, — как-то начал дядя Боря. — Ты на врача учиться хочешь, тебе это нужно… Человек шел вечером от гостей или еще откуда-то. Вдруг к нему подвалил пьяный и начал приставать с задиристостью или еще с какой дурью. Тот в ответ взял его двумя руками за шляпу и резко повернул в сторону: мол, отвянь и ступай прочь! Но тут произошло нечто… Что-то хрустнуло, алкаш обмяк, упал и больше не поднялся.